Анна Гурова - Земля оборотней [litres]

Но что делать? Можно ли спасти род Калева, не убивая нерожденное дитя? И Ильмо так далеко – ничем не поможет, даже советом…

«Вяйно!» – неожиданно вспомнила Айникки – и ей сразу полегчало. Недаром Ильмо, уходя в Похъёлу, советовал ей перебраться к нему жить. А она вот задержалась. После того памятного гадания и ухода Ильмо отец и мать совершенно переменились. Ни единого недоброго слова о суженом Айникки не слышала, одни похвалы его отваге и молодечеству. И о ней самой так заботились, так лелеяли, что она и подумала – зачем ей переезжать к старому колдуну, если дома стало так хорошо?

«Надо было послушать Ильмо, – подумала Айникки с запоздалым раскаянием. – Разнежилась под родительским крылышком… А живи я у Вяйно, небось кукла Ильматар не заговорила бы со мной!»

Айникки решительно отвернулась от отчего дома. На миг ей стало страшно. Вдруг Вяйно скажет ей то же самое, что Локка?

«Не скажет, – подумала она. – Он ведь пообещал Ильмо меня защитить. А потом, Вяйно знаменитый чародей! Что ему стоит снять проклятие с рода Калева?»

Небо над рекой начало розоветь. Скоро взойдет солнце… И с первыми его лучами Локка наверняка поспешит к Антеро. Значит, бежать надо прямо сейчас.

«Пусть лучше все они будут против меня, чем друг против друга», – решила Айникки и пошла прочь из Калева. Босая, простоволосая, в одной рубашке… А ночи были холодны, и перед рассветом на траве часто лежал иней. «Ничего, – утешила себя Айникки, ускоряя шаг. – Побегу быстрее, так и согреюсь».

И побежала.

На следующее утро, отоспавшись после вчерашних страстей, Ильмо и его спутники отправились дальше. Тихое озеро, которым обернулась зачарованная топь, оказалось последним препятствием на их пути. Сразу за ним сырые мхи сменились черничниками, ельники – борами, растущими на пологих песчаных склонах. Начинались предгорья. Впереди вставали лесистые отроги длинной гряды, что отделяла Похъёлу от мира людей.

Несмотря на то что дорога вела в гору, путешественники шагали бодро, болтая и перебрасываясь шутками на ходу. После приключения на болоте их радовало всё – и солнце, пригревающее в полдень, и даже ночной холод. Еще бы – чудом спаслись от мерзкой смерти. Никто не сомневался, что, если бы не догадливость Ильмо, кикимора так или иначе погубила бы их.

…Придя в себя, Ильмо сразу же рассказал друзьям, о чем беседовал под землей с призраком девушки-туна.

– Вяйно ведь как-то упоминал, что только двое райденов добирались до самых Врат Похъёлы – он и Тиира. Но едва ли Вяйно стал бы пытать врагов. Тут-то я и догадался насчет Тииры. Что его имя на древнем языке значит «чайка», я уж потом вспомнил.

– И тут этот Тиира нам всем подгадил! – заключил Ахти.

– А мне вот что любопытно, – сказал Аке. – Границу мы перешли – значит, эти земли принадлежат Похъёле. Так почему же Лоухи не освободила эту девушку, если ее посмертие для тунов так ужасно?

– Может, она не знала, – ответил Йокахайнен. – А может, знала – но сочла, что зачарованная трясина на границе для нее полезнее, чем какая-то там девчонка, погибшая десятилетия, а может, и столетия назад. Это вполне в духе Лоухи. К тому же мертвая колдунья наверняка была не из ее клана…

– Эх, жалко, Вяйно с нами нет, – сказал Ильмо. – Мне бы очень хотелось узнать, как она ухитрилась разделить свою душу надвое и породить эту кикимору…

– О какой из душ ты говоришь? Есть лиль – Дыхание, а есть ис – Тень. Так говорят наши нойды. Лиль дана тебе от рождения как бы взаймы. После смерти она сразу покинет тебя и вселится в новорожденного ребенка, потому что ее притягивает юная жизнь. Ис же уходит от тебя во сне и в болезни, странствуя в образе полярной совы. Но после твоей смерти ис отправится вместе с тобой в Хорн – или, у вас, в Маналу, – где проживет еще столько же, сколько ты прожил на земле. А потом начнет перерождаться, таять, понемногу превращаясь в животное, потом в рыбу, потом в водяного жучка… и наконец – исчезнет совсем…

– А кости-то в яме были человеческие, – заметил Калли, с любопытством слушавший разговор о тайнах бытия.

– Да, я тоже это заметил, – кивнул Ильмо. – Но я разговаривал с призраком девушки-туна…

– Ничего удивительного, – тут же отозвался Йокахайнен. – Туны сотворены магией Калмы не из воздуха и не из северных птиц, а из какого-то человеческого племени – может, и вашего. По их легендам, прародительница тунов пришла с юга, и крыльев у нее не было.

– И откуда ты все это знаешь, Йокахайнен! То есть, если бы похъёльцы перестали поклоняться Калме, они стали бы обычными людьми?

– Может быть…

День за днем они без происшествий шли через ельники и сумрачные долины, через вересковые пустоши и скалистые распадки, постепенно поднимаясь всё выше. Иной раз, оглянувшись назад с какого-нибудь крутого пригорка, Ильмо видел волнистые холмы в голубой дымке – леса, леса до края земли. Родная земля оставалась позади. Впереди вздымалась темная стена гор, перегородившая небо. И над ней, как острые волчьи клыки, – два снежных пика-близнеца Врат Похъёлы.

Вскоре выдался такой теплый, солнечный день, словно опять вернулось лето. Темная зелень сосен в синем небе, запах смолы… Только в воздухе кружились принесенные откуда-то ветром маленькие зубчатые желтые листочки. Ильмо сначала показалось, что это листья земляники, но потом он с удивлением узнал в них березовые.

– Горы не пускают сюда холодные ветра с севера, – объяснил всезнающий Йокахайнен. – Но как только мы перейдем на другую сторону хребта, так из лета попадем сразу в зиму. Вам даже не представить, как сурова тамошняя земля. Во внутренней Похъёле, к примеру, вообще не растут деревья – только вот этот ползучий березняк…

– Что ж, будем наслаждаться теплом, пока можем, – сказал Ильмо, подставляя лицо солнечным лучам и вдыхая здоровый, терпкий запах нагретой смолы, – Как здесь славно! Как будто мы и не в Похъёле.

Йокахайнен фыркнул.

– Ты дважды неправ. Во-первых, это не совсем Похъёла. Настоящие владения тунов начинаются за горами, сюда они не летают без крайней необходимости. Это ничьи земли, пустые и отравленные, которые Калма постепенно населяет своими рабами – вроде той кикиморы… А во-вторых, тут далеко не безопасно. Сегодня утром я проверял узелки…

Неспешная беседа была нарушена громкой руганью. Ильмо нахмурился, солнечный день перестал его радовать. Снова – уже не в первый раз – разгорелась ссора между Ахти и Калли. Калли никогда не отличался покладистым нравом и не умел держать язык за зубами, а в последние дни и вовсе потерял страх, как будто нарочно нарываясь на неприятности. Аке только посмеивался в ответ на дерзкие выходки мальчишки, Йокахайнен вовсе не обращал на него внимания. Но Ахти Каукомьели был не из терпеливых.