Павел Майка - Мир миров [litres]

– Герр Кунтц, разве я спрашиваю, кто вы такой и как на самом деле ваша фамилия? Что вы делаете в Кракове, если вам не грозила никакая опасность в Берлине, откуда вы вернулись год назад. Нет, герр Кунтц, я вас об этом не спрашиваю. Я верю, что вы, как и я, хотите заработать. Полтонны серебра, герр Кунтц. Это не нападение на банк. Это проникновение в вавельское подземелье, одно из наиболее охраняемых мест в городе. Нам предстоит обмануть дракона и стражу, спрятаться от предсказателей и вывезти почти тонну драгоценностей за одну ночь. Такие вещи требуют приготовлений, а эти приготовления стоят денег. Я не какой-то воришка или бандит, герр Кунтц, я серьезный инвестор. Если бы я не купил страховку от предсказателей, мне пришлось бы опасаться лучших ясновидцев с вавельского холма, так как они знали бы об этом нападении еще до того, как я вам его предложил. А вы обеспокоены тем, что я принимаю меры? Радуйтесь этому, герр Кунтц. Лучше подумайте о том, что я оплатил страховку, которая защищает нас всех!

– Чрезмерная любезность, – проворчал гном, но тут же взял себя в руки. – То есть я вам, разумеется, очень благодарен. Но с меня можете эту защиту снять. У меня своя. И я боюсь, как бы ваша не нейтрализовала мою.

– Как хотите. Я могу считать, что мы партнеры?

Гном кивнул, без тени сомнения пожал протянутую ему руку и ушел.

– Думаешь, поверил? – спросил Шулер.

– Он так испугался этих моих страховок, что точно в них поверил.

– Ты же не делал этого. У тебя нет на это денег.

– А как он проверит? В конце концов, предсказатели за нами и так не следят. Об этом Корыцкий позаботился.

– Ты когда-нибудь заврешься, Мирек.

– Все вокруг вранье, друг мой. Наша жизнь – иллюзия. Если ты веришь, что всегда, да хотя бы завтра, все будет так же, как сейчас, то ты уже обманываешь себя. Этот гном делает вид, что не работает на Революцию, хотя голем, который следил за нами, побежал прямо к нему. Я вру ему. Корыцкий, скорее всего, врет мне. Выиграет тот, чья ложь окажется лучшей.

Июнь 1972 года по старому календарю, пятьдесят седьмой год Предела, двадцатый год Мира

– Вы, кажется, обманули смерть? – Ванда отыскала Кутшебу, когда тот всматривался в Вековечную Пущу с носа корабля. Он оставил марсианина наедине с советниками, подумав, что будет лучше, если они вместе обдумают то, что он им сказал. От Мочки он избавился после прочтения одной главы романа. Хотя одержимый и просил почитать еще, Кутшеба демонстративно закрыл книжку и ушел.

– С тобой нет Яшека?

– Я хотела поговорить с вами наедине. Папа немного помог ему потеряться на нижней палубе.

– Похоже, я создал хранителя для нас обоих. Чего ты от меня хочешь, мелкая?

– Сначала ответьте на мой вопрос.

Она подошла к нему и тоже оперлась на балюстраду. В темноте почти не было видно деревьев, но можно было почувствовать их хищное присутствие. Они разорвали бы дирижабль на куски и поглотили его пассажиров, если бы могли. Они ненавидели людей так сильно, что готовы были пожертвовать целыми гектарами Вековечной, чтобы только выиграть битву и избавиться от людей. Кутшеба слышал когда-то о существовании племен, которые договорились с Пущей. Он не верил в это. Чтобы начать переговоры, нужно остаться в живых после первой стычки, но еще никто не пережил встречи с деревьями Вековечной, если не считать безумных ветеранов очередных войн. В других лесах людям удавалось выжить среди одержимых деревьев и зверей – Саре, например. Одержимые духами леса могли быть дикими и опасными, однако ни один из них не ненавидел людей так сильно, как Вековечная Пуща. Максимум, они охотились на них, как и на других зверей.

– Кто тебе это сказал? Шулер? С ним мы разных дел натворили.

– Нет, не папа. Господин Грабинский. Он сказал, что вас повесили в Кельце, но вы обманули смерть.

– Ах это. – Кутшеба затосковал по сигарете. Это был хороший момент, чтобы затянуться, хотя бы для того, чтобы задуматься над ответом. Мара подсказала ему несколько вариантов. К его удивлению, ни один из них не предполагал выбрасывание Ванды за борт. – Нельзя обмануть смерть, девочка. Можно заигрывать с демонами и богами, даже с налоговыми инспекторами. Но смерть неподкупна, она мстительна и проницательна. Если ты умер, то уже не живешь.

– То есть вас там не повесили?

Мара засмеялась. Кутшебу удивляло и даже беспокоило, что, подобно большинству известных ему живых существ, она тоже, кажется, испытывала слабость к Ванде. Даже Мочка начинал засматриваться на девушку, как влюбленный щенок. «К черту, она мне и самому нравится!» – осознал он. Однако мара, связанная только с ним, не должна питать теплых чувств еще к кому-то. А может, это его симпатия к девушке подействовала на нее?

– Повесили меня, – порой ничто так не остужает настойчивости, как искренность. – Я убил одного негодяя, из-за которого когда-то погибли моя жена и дети. Но все видели в нем только шефа одного из больших международных торговых сообществ, который обеспечивал работой как минимум половину из них, давал деньги на школы и больницы. Чуть ли не святой!

– Может, он хотел искупить вину?

– Тогда я выставил ему подобающий счет. Поверь мне, девочка, чтобы его оплатить, не хватило бы мелких добрых поступков. За кровь платят кровью. Смерть – единственная монета.

– Как вас поймали?

– Со мной не было Шулера. Его отсутствие приносит мне неудачу.

– Господин Грабинский говорил, что вы, вероятно, дали себя поймать. Чтобы все подумали, что вы погибли.

– Господин Грабинский иногда слишком все усложняет. Меня поймали, потому что я подвернул ногу, когда перескакивал через стену. Я потерял там чертовски хорошие пистолеты.

– Не морочьте мне голову! Я хочу знать, как вы выжили!

– Ты знаешь мою защитницу, правда же? В случае необходимости она может усилить мои возможности. Дольше, чем обычные люди, я могу обходиться без еды и питья, могу не спать неделю или две и почти не ощущать усталости. А порой даже мои мышцы и кости реагируют иначе. Например, мой позвоночник способен выдержать больше, чем у других, а петля на шее не удушит меня так быстро. Ну и сердце может замедлиться настолько, что плохой врач или, скажем, палач не услышит его биения. Если у тебя есть подружка, которая может обеспечить все это, нужно только хорошо сыграть – зрелищно дергаться на веревке, хрипеть и, наконец, остыть. Сброд тебе поверит, потому что увидит то, что хотел увидеть. Потом ты впадаешь в транс, потому что мозг не выдерживает замедленного ритма сердца, и все верят в то, что ты умер. Только смерть смотрит на тебя прищуренным взглядом и лукаво грозит пальчиком, потому что ее не обманешь. Я удовлетворил твое любопытство?

– Почти. А что потом?