Павел Майка - Мир миров [litres]

– Москва была любимым городом моей дорогой супруги, – пояснил граф. – Она никогда не была там, но читала дневники моей прабабки, рассматривала сохранившиеся фотографии и альбомы. Какие деньги я отдавал, чтобы доставать для нее всё новые и новые открытки и картинки! И разве оно того не стоило? Мы открыли для нее, для нас всех по сути, целый город. Не совсем такой, каким он был, разумеется. Вы должны понимать, что безумие художников проникает и в их работы.

– А эти нарисованные люди могут переходить из картины в картину? – заинтересовался Шулер.

– Конечно. Иначе какой бы это имело смысл?

– То есть замкнутый мир в замкнутом городе… – картины и Пристань Царьград, очевидно, впечатлили Шулера.

Они сидели на крыльце, попивая малиновый чай с наливкой из тех же ягод, и наблюдали за суетой вокруг поместья. Хозяин вскоре их покинул, чтобы заняться накопившимися за время его отсутствия делами.

– Мир, которого нет, – всё повторял Шулер. – Ненастоящий, а тем не менее существующий рай на земле.

– Как я понимаю, тебе тут понравилось?

– Нет. Не знаю. Понимаешь, это город чудес из картин, в которые убегают их посмертные образы… Думаешь, это настоящие люди? Или только представление о них, созданное так же, как представление о Москве?

– Думаю, это их души, которые прячутся в этих картинах. Мне кажется, они нашли для себя хорошее место, и, может, даже лучше, чем другие. Слушай, а в этом граде точно есть призраки. Но только они здесь вполне… милые.

– Не совсем. Это же утопия. А все утопии произрастают из идей, которые, как и религии, имеют своих богов и демонов.

– Что именно ты видел на этих картинах?

– Наверное, то же, что и ты. Там нет никаких возможных путей развития событий, никаких нитей судьбы. Нарисованный мир распланирован вполне упорядоченно. Они нарисовали сам порядок, Мирек. В мире, лишенном хаоса, каждая дорога прямая и ведет к избранной цели, там нет места случайностям. Они нарисовали утопию, и мне кажется, что граф старается, чтобы эти правила воцарились и здесь.

– Это плохо?

– Пока не знаю. Но мне кажется, что это… неестественно.

– Сказал бог, созданный в военной лаборатории! – рассмеялся Кутшеба, но это не развеселило его товарища.

– Ты долго собираешься здесь забавляться, Мирек?

– Пока не выясню всё, что мне нужно. У нас своя миссия, забыл?

– Главное, чтобы ты о ней не забыл.

Июнь 1972 года по старому календарю, пятьдесят седьмой год Предела, двадцатый год Мира, Дикие Поля

То, что Мочка остался на борту дирижабля, стало известно, когда было уже поздно. Люди припали к земле среди травы, за сундуками и сумками с запасами, стараясь укрыться от птиц в рассеивающемся тумане. Дирижабль уносился вверх, резко ускоряясь. Три огромные сверхптицы были к нему уже так близко, что казалось, они вот-вот дотянутся до него огромным клювом, который состоял из множества птиц. Они ужасно кричали. Люди затыкали уши, чтобы не слышать этого предвестия кровавой трапезы.

– Он не должен был так быстро улететь, – среди перепуганного экипажа марсианин казался эпицентром спокойствия. Возможно, с начала Предела, когда он узнал, что корабли, шедшие на помощь, взорвались на орбите вместе с экипажами и всеми запасами, оставляя его лишь с горсткой солдат, он еще не попадал в более скверную ситуацию. Однако он не казался Кутшебе напуганным. Скорее, заинтригованным, чем и пробудил его минутное восхищение, так как сам Кутшеба боялся как сто чертей. Он сомневался, что защита Шулера или поддержка мары смогут защитить его от смерти, если у них не получится обмануть птиц. – Дирижабль должен был подниматься плавно! Им кто-то управляет! – марсианин быстро понял, кто мог ослушаться его приказа. – Мочка! – закричал он. – Мочка! Кто-то видит Мочку?

– Замолчите же вы! – шикнул на него Кутшеба. – Вы хотите привлечь внимание птиц?

– Но Мочка!..

– Если он остался на борту, считайте, что его уже нет. Я лишь помолюсь вместе со всеми за его души, так как он помогает нам, оттягивая на себя этих проклятых птиц. Но его уже нет, понимаете?

Как только «Баторий» отдалился от них на несколько сотен метров, вокруг корабля разыгралась битва. Люди на земле, всё еще защищенные туманом, не видели этого, но слышали одновременную стрекотню всех бортовых карабинов, запущенных, вероятно, демонической силой Мочки. Минутой позже к ним присоединился грохот призываемой им грозы.

– Быстро они его не сожрут, – оценил Чус. – Наверное, он так и сидит на мостике. Там они не скоро доберутся до него.

– Хватайте самое ценное, – распорядился Кутшеба, видя, что марсианин обеспокоенно смотрит вверх, как будто стараясь пронзить взглядом туман. Он, очевидно, не торопился отдавать приказы. – За остальным вернемся. Брось эту лопату, парень, у нас нет времени закапывать сундуки! Берите оружие, амуницию, еду на три дня и столько серебра, сколько сможете нести в течение трех дней быстрой ходьбы. Живо!

– Вы не наш командир! – запротестовал Чус.

– Ваш командир в данный момент медитирует. Хочешь дождаться возвращения птиц? За работу! Яшек!

– Чего? – буркнул на него Крушигор, защищая собой Яшека, который рефлекторно бросился на зов Кутшебы.

– Помни, великан, что он подписал со мной контракт.

– Когда вас не станет, бумага не будет ничего стоить, – проворчал Крушигор.

– Когда меня не станет, то вы все не будете стоить и ломаного гроша! – прикрикнул Кутшеба. – Хочешь драться здесь? Сейчас? Ты думаешь, что я сожрать его хочу? Сара, забери от меня этого кретина, пока я не взбесился окончательно и тут не начался такой тарарам, что птицы забудут про дирижабль. Сара!

– Здесь я, не надо так вопить, муло . Крушигорушка, пожалуйста. Не сейчас.

Она оттянула всё еще ворчащего, но послушного лишь ей великана к сундукам с запасами. Они начали перебирать вещи и нагружать силача целой горой поклажи.

– Простите Крушигора, господин, – в своей манере начал Яшек. – Он злится… и переживает за меня.

– Яшек, лучше найди какого-нибудь кузнечика или сороконожку и расспроси, есть ли неподалеку какие-то враги? Кто угодно, будь то стадо волков или отряд казаков. Понял?

– А может быть, сестра-пчелка, господин? Они здесь летают… похоже, даже пасека где-то рядом…

– Что угодно, с чем сможешь договориться. И быстро! Грабинский!

– Я согласен с Сарой, парень. Нечего так верещать, ты не в армии.

– Собери людей, следи, чтобы не паковали непонятно что. И прихвати немного еды к своим бутылкам, которые звенят у тебя в рюкзаке. Я должен заняться марсианином.

– Слушаюсь, мой капитан, – Грабинский с издевкой отсалютовал, но секунду спустя, как порядочный сержант, побежал к экипажу дирижабля и стал материть его в лучших казарменных традициях.