Павел Майка - Мир миров [litres]

Однако единственное, что понимал Кутшеба, это то, что им нужно покидать град. Эта идея не вызвала восторга у Шулера. Бог пытался уговорить его, чтобы они остались еще на какое-то время, хотя бы для того, чтобы отдохнуть.

– Ни минуты. – Кутшеба сам паковал их вещи, игнорируя пассивное сопротивление бога. – Вся эта идиллия нас меняет. Тебя меняет. Да и меня тоже.

– Ты драматизируешь.

– Драматизирую? А кто позволил песне старика завладеть собой? Мы сидим здесь, читаем мемуары Ростовых и целыми днями говорим с его предками, которые цепляют нас со своих картин. Мы слишком обросли жирком, мой бог. Эта идиллия пленила нас. Сваливаем отсюда, пока еще можем!

Граф попрощался с ними с сожалением, но не пытался удержать. Он только настаивал, чтобы они остались на последний, прощальный ужин в их честь. И только потому, что обида смертельно ранила бы графа, Кутшеба уступил.

Однако его удивила Ольга. Она нашла Кутшебу, когда он расспрашивал одного из водяных про обычаи водных народов в других областях Диких Полей. Водяной тихонько ретировался, увидев молодую графиню, и мужчина неожиданно остался один на один с девушкой, о которой раньше знал лишь то, что она полна радостной энергии. Сейчас в ее глазах стояли слезы.

– Вы не можете уехать! – кричала она, забывая о правилах этикета.

От чувственного напряжения в ее голосе мара беспокойно зашевелилась, понимая больше, чем человек. Тогда она еще не ревновала Кутшебу к другим женщинам, но понимала, что если он преисполнится чувством к одной из них, то под ее влиянием может забросить мысль о мести. А ей казалось, что они и так уже слишком долго не ступали на кровавую тропу. Ей хотелось как можно быстрее покинуть Пристань Царьград, но не для того, чтобы уходить дальше в Дикие Поля, а для того, чтобы искать остальных из списка Кутшебы. Она не устраивала ему скандалов только потому, что знала: эта миссия является частью его договора с седым полковником, который до сих пор использовал своих людей, чтобы вести следствие по делу Кутшебы. Они все еще не знали фамилий всех причастных к катастрофе поезда. Львовянин либо сбежал от них в могилу, либо же слишком удачно спрятался, а это был их единственный след. Однако мара не намеревалась позволять Кутшебе какие-либо интрижки.

– Я должен, – сказал он Ольге, удивляясь не только ее слезам, но и собственной реакции на них. – Вы не понимаете, но…

– Конечно, не понимаю! – перебила она, чем так его обескуражила, что он даже не пытался ничего сказать. Сейчас Ольга вела себя не как безупречно воспитанная графиня, а как одна из тех упрямых девушек, которые готовы нарушить все правила, только бы настоять на своем. – Как вы можете оставить папеньку? Ему сейчас так нужен друг!

На этот аргумент трудно было что-то возразить.

– Вы же человек чести, – прокричала она с таким восхищением, что он почти поверил. – Я знаю, что вы останетесь!

Она решительным жестом вытерла слезы, но в глазах уже стояли новые, и, чтобы спрятать их, она внезапно прижалась к Кутшебе. И когда он думал, что удивить его еще больше уже нельзя, прошептала:

– Как вы так можете… как можете захотеть оставить меня… – она поцеловала его в щеку и убежала.

Он так и стоял, ошарашенный, не обращая внимания на смешки прачек, которые стали свидетелями необычного зрелища, как вдруг очнулся и понял, что теперь они с Шулером точно должны покинуть град. Как можно быстрее.

Но сначала им придется расправиться с проклятым урочищем, чтобы не лишить эту несносную девчонку с медовыми глазами иллюзий относительно его чести.

Хотя он осознавал, что это может принести ему больше вреда, чем пользы, он чувствовал радость оттого, что обрел кого-то, кто верил в него.

Июнь 1972 года по старому календарю, пятьдесят седьмой год Предела, двадцатый год Мира, Дикие Поля

– Трудно в это поверить, – марсианин не разделял подозрений Кутшебы. – Я лично проверял каждого. Все члены экипажа служат мне годами.

В эту ночь они потеряли человека. Ему перерезали горло, а когда он умирал, его притащили на алтарь, как будто насмехаясь над их верой в безопасность, которую должна давать церковь. Если это сделал демон, у него должно быть невероятное чувство юмора. Кутшебе, однако, казалось странным, что убийца удовлетворился только одной жертвой, и более того, не съел этого человека, а только сделал из него иронический символ.

– Нужно принимать во внимание всё.

– Если это кто-то из нас, почему он не атаковал нас раньше? Почему не уничтожил нас на дирижабле?

– Не знаю. И, по правде говоря, я плохо разбираюсь в таких вещах. Тут Грабинский мог бы помочь. Когда-то он был кем-то вроде полицейского.

К неудовольствию Кутшебы, Новаковский не позволил похоронить убитого. Солнце уже поднялось довольно высоко, а от Пристани Царьград их всё еще отделяло тридцать километров. Все ощутили на себе последствия двух дней пешего перехода, да и смерть товарища никому не улучшила настроения. Люди Новаковского бросали подозрительные взгляды в сторону Сары и Крушигора, те отвечали им тем же. Обе группы держались друг от друга на расстоянии.

Кутшеба старался использовать этот страх, чтобы убедить людей найти в себе силы еще на один рывок. До наступления ночи они должны были найти убежище получше. Между тем местом, где они находились, и лесом не было ни одного более-менее подходящего уголка, где можно было безопасно укрыться. На самом деле они уже находились на территории графа Ростова, однако не были уверены, выедет ли граф им на помощь, если на них нападут. Он мог действительно чувствовать себя в долгу перед Кутшебой, однако это не обязывало его знать о его приближении. Он мог вообще думать, что его товарища по борьбе нет в живых. Они с Шулером не заглянули в Пристань Царьград, когда возвращались через Дикие Поля из Вечной Революции.

Октябрь 1968 года по старому календарю, пятьдесят третий год Предела, шестнадцатый год Мира, Дикие Поля

Шулер заворчал, как только узнал, что они обойдут Пристань Царьград стороной. Его аргументы звучали логично, но Кутшеба знал, что за ними стоят мысли бога, что в потаенном русском городе он заметил следы чего-то по-настоящему важного. Порой он смеялся, что его хранитель заразился знаменитой «русской душой», которой восхищались многие умники на Западе. Шулер тогда замолкал и злился, так что иногда они проводили целые дни в молчании.

Кутшеба никогда не допускал мысли, что бог решит покинуть его.

Он оставил Кутшебу, когда тот спал под ветками святого дерева, выросшего на холме, где тысячи лет приносили жертвы богам, одетым в кору и листья. Какие-то язычники снова стали приносить сюда дары, и к дереву не могли подойти создания ночи. Кутшеба с Шулером тоже склонили головы в молитве, возложили часть своих запасов. Дерево зашевелило кроной, хотя ветра не было. Несколько золотых и красных листочков упало под ноги молящихся. Их приняли.