Павел Майка - Мир миров [litres]

Эту радость он позволял себе с большой осторожностью; хотя он и считал, что по-прежнему может похвастаться крепкой головой, его любимая душечка всё более косо смотрела на его пристрастие к алкоголю. Она начала еженедельно ограничивать объем выдаваемого ему напитка и устраивала выволочку, если засекала, что он нарушил ее предписания. Эти наполненные теплом скандалы всегда забавляли Корыцкого, он принимал всё с покорным выражением лица и позволял себя ругать. Как будто и не был одним из самых могущественных людей в городе, перед которым трепетало большинство существ, живущих в краковских тенях.

– Вернулся, – сообщил официант, ставя перед генералом чашку чая. – Ни с кем не встречался. Бродил вокруг, как турист. А сейчас приказал отвести его к францисканцам.

В костел? Интересно.

Не существовало магов-христиан. Некоторым казалось, что они могут соединить магию с ревнивой религией, но в конце концов, если они действительно верили, то вынуждены были решать, с кем им проститься – с хранителями или с христианством. Даже самый ужасный демон мог пройти через ворота костела, никакая сила не отталкивала его от порога, Корыцкий, во всяком случае, никогда не слышал ни о чем подобном. Однако демоны боялись даже проходить мимо костелов. Они избегали крестов и святой воды, из человеческих тел их можно было изгнать при помощи экзорцизма, хотя Бог никогда воочию не демонстрировал своего могущества. Всё это казалось Корыцкому таким таинственным и необычным, что раз в месяц минимум по часу он проводил с каким-то обедневшим ксендзом, таскавшимся по бандитским закоулкам, чтобы хотя бы попытаться понять, в чем состоит смысл христианства после Предела. Его сила – в том, что, в отличие от всего измененного мира, оно не воспользовалось чудесами?

«Старею, – признал он, – если задумываюсь над такими вещами. Всё из-за этих детей!»

Он любил свои маленькие золотца, и не только потому, что видел в них свое отражение, но прежде всего потому, что видел, как они похожи на Малгоську. Он дорожил каждой проведенной с ними минутой, однако не мог отрицать, что впервые начал думать о старости и смерти, когда доктор показал ему новорожденного. «Мой ребенок приведет на свет моих внуков, – подумал он тогда. – Он останется, когда меня уже не будет».

Разумеется, ему не приходится рассчитывать на такое простой выход. Его, вероятно, оживят, чтобы он нес службу еще много веков. Его хозяева неохотно позволяют своим слугам уйти на вечный покой.

Он допил коньяк, после чего в сопровождении четырех агентов под прикрытием и одного явного – Серого – направился в сторону Францисканской. Сначала он прошел между двумя костелами двух нищенствующих орденов, которые веками смотрели друг на друга, потом мимо дворца, в котором заседал Совет города. Входя в спокойную прохладу костела, стены которого были разрисованы цветами, он наклонил голову, как будто отдавая честь Богу.

С витражей на него немного жутко смотрели святые, изображенные безумным художником. Ученые и люди искусства тысячи раз пытались призвать с того света Выспянского, но один за другим терпели поражение. Матейко вернулся охотно, чтобы до конца света рассказывать про историю Польши, как и Длугош, которого тоже не надо было просить дважды. Сразу после воскрешения он побежал поклониться королям, а они заточили его в Вавеле, и больше знаменитого летописца никто не видел. Большинство художников не имели ничего против возвращения в ряды живых, и, к удовлетворению снобов, Краков быстро вошел в число крупных некромантских столиц культуры и искусства. Некоторые воскресшие приезжали издалека – якобы для того, чтобы отвоевать у монашеских орденов свои сердца, но на самом деле они были неравнодушны к магии чакр, и им нужен был лишь повод, чтобы осесть в городе, с которым они не всегда были связаны при жизни. Выспянскому, казалось, было просто на все наплевать, он ни разу даже не ответил медиумам, с которых семь потов сходило, и чародейкам, старавшимся его вызвать. Рассматривая витражи, которые он спроектировал, Корыцкий был ему за это благодарен – похоже, он был исключительным психом – из тех, кто, гений он или нет, всегда создает проблемы.

Пижон сидел на одной из лавок. В это время в костеле было немноголюдно, верующие предпочитали контактировать с молчаливым Богом через богослужения. Какие-то недобатюшки выслушивали чьи-то исповеди, несколько служек крутились, вытирая воск с алтаря и подметая в молельнях. Пять старух бормотали свои просьбы и жалобы, а трое агентов Корыцкого притворялись сосредоточенно молящимися. Серый уперся, заявив, что не переступит порог костела, и ждал снаружи, бледный и встревоженный. По мнению Корыцкого, его охранник был в шаге от того, чтобы стать верующим. Эти монстры, которые больше всего боялись силы христианства, потом охотнее всего переходили в эту веру. Потеряет он защитника. Жаль.

Он присел возле Пижона. Парень не был похож на молящегося, ему и в голову не приходило преклонить колени перед величием Господа.

– Есть много других скамеек. Пустых, – сказал он, не отводя взгляда от витражей над алтарем.

– В этом-то и проблема, что пустых, господин маг. Я искал такую, чтобы… с вами.

– Так это ваш недотепа таскался за мной с самого утра?

– Ничего себе недотепа! – обиделся Корыцкий, в сердцах ругая недостаточно расторопного агента, но радуясь, что Пижон раскусил только одного. Интересно, кого? Наверное, Чижика, тот всегда был слишком рьяным. – Может, он должен был пояснить вам кое-что? Почему вы сюда пришли?

– Потому что в костелах мне обычно никто не мешает. Это для меня приятное разнообразие.

– Ну да, у господина Якубовского вы, наверное, круглосуточно заняты, не так ли? – Корыцкий позволил себе заговорщически подмигнуть, поймав на себе взгляд незнакомца. Пижон зажмурил глаза и вздохнул.

– Не прикидывайтесь передо мной идиотом, генерал, – сказал он твердо, но тихо, возможно, из уважения к тишине в святыне. – Вы знаете, кто я, а меня предупреждали насчет вас. Но если вам хоть что-то обо мне известно, то вы понимаете, что не сможете меня завербовать. Это, так сказать, метафизически невозможно.

– Сейчас – разумеется. Пока жив тот, кто вас призвал и связал с собой, что…

– Меня не призвали, господин Корыцкий, а создали! – гневно перебил он. – Даже мои воспоминания – это лишь смесь легенд и того, что на тему якобы моей эпохи думают историки. Я не тот, я – якобы тот.

– А что это меняет? – искренне поинтересовался Корыцкий.

– Честно говоря… не знаю. Просто метафизически-онтологические размышления. Идите уже. Ни одному из нас этот разговор ничего не даст.

– Позволю себе не согласиться. Вы знаете, зачем вас создали? Ваш создатель боится. И, по правде говоря, у него есть на это причины. Нет-нет, речь не обо мне, – быстро добавил Корыцкий, видя, что собеседник уже собирается что-то ответить. – Я пришел не запугивать или угрожать. Я пришел помочь. Однажды вы предстанете перед человеком, который придет убить Якубовского. Если ему это удастся, вы станете свободным. Если это произойдет и убийца выживет, скажите ему, что я лично прошу, чтобы он вас пощадил.