Дмитрий Миконов - Отмеченный сигилом [litres]

– Шуйтар пошел войной против самого себя, и пожрет себя, и обратится Континент в ристалище моровое. Загниют реки и озера от тел павших, и восстанут они, и поднимут на трон души их пожравшего. И стала башня деяниями твоими погребением души, но не тела. Только начавший цикл сможет его завершить, но заветный час пробил впустую. Презрел падший истину, и воли этой не преисполнится уже никогда. Слушай меня внимательно, душа, обреченная на скитания по полям беспамятства. Найди того, кто начал, первородного падшего. Он ошибся, и стал нелюдем, и продолжает погружать Континент в бездну. Немертвая сможет тебе помочь, но если оступится – как раньше уже никогда не будет…

– Опять за свое?! – Рыжая угрожающе шагнула вперед.

– Подожди… – Негоциант вскинул руку, но поздно. Выдохшийся слепец обессиленно склонил голову набок, плотно сжал губы, послушно развернулся и, поддерживаемый товарищами, побрел обратно к корням.

– То-то же! – Знахарка уперла в бока кулачки, но тут же остыла и повернулась к негоцианту: – Ишь, обзываться удумал… Хотя мне что-то не по себе стало от его слов. Хочешь, историю расскажу интересную, только сразу предупреждаю – взаправду все было!

– Давай.

– Когда мне было гораздо меньше, чем сейчас, однажды к нам в деревню со стороны мутных озер пришел старый отшельник. У него было обезображено лицо, все в струпьях и волдырях. Он не делал ни хорошего, ни плохого, просто сидел у колодца и рассказывал занимательные байки про жизнь до наступления тварей. Деревенские быстро привыкли к нему, приносили еду, даже звали на ночь в дом. Но он только благодарил, съедал совсем маленько, а от приглашений разделить кров всегда отказывался.

– И что случилось потом? – поинтересовался Лаен, беря девушку под локоток и ускоряя шаг. Слова слепца прочно засели в его голове.

– В один очень жаркий день, как раз к полудню, когда и в тени спекались крупинки песка, все услышали страшный крик у колодца и сбежались туда. Голосил отшельник. Его глаза были такие же… как у того, что пристал к нам. Старик кричал, что кровь заливает его ноги, пожары обугливают волосы, а глаза не могут сосчитать убитых. Он судорожно тыкал пальцем в поле и вещал, что приближаются всадники и нужно скорее бежать. Солнце светило очень ярко, мы смотрели, куда он показывает, но ничего не видели. Некоторые начали смеяться. Тогда все подумали, что старик сошел с ума от зноя или опился плохой воды.

– А потом случился набег… – внезапно догадался Лаен, и ему стало не по себе. – Получается, старик видел то, что еще не произошло?

– Да, все так и случилось. Ровно через год моя жизнь оборвалась и началась заново. Кстати, сейчас вспомнила: наш отшельник тоже употреблял настурцию.

Не зная, что на это сказать, Лаен лишь пожал плечами, и они замолчали. Он размышлял, отчего слепец назвал его псом, да еще и предателем. Скорее всего, потому что он джарах. Клан ведь действительно в опале, хотя и по непонятным ему причинам… Проклятая память! А ведь остальные слова – сплошная ахинея. Башня, мор, бездна… еще и падшего какого-то приплел для красного словца. Зачем его искать? Пусть монахи Собора этим занимаются, падшие и еретики все-таки их забота. Башня… может, эта та самая? Из снов? Но он про нее тоже ничего стоящего припомнить не может. Возможно, в том месте проходила одна из операций джарахов с его участием? Но почему она предстает перед ним в каждом кошмаре? Бред… С другой стороны, прохиндей ведь верно нутро Марты разглядел. Неужели действительно в его словах есть доля правды?!

«Я бы на твоем месте вылила из ушей это дерьмо. Старик уже давно берет у Мальки в долг и просто слегка рехнулся».

– Как знать, Марта, как знать… – пробормотал Лаен. – Некоторые его слова попали в цель, и это невозможно опровергнуть. А что насчет остального… А вдруг он прав?! Но как тогда растолковать его ахинею?..

– Господин Лаен!.. А с кем это вы сейчас разговариваете?! Какая такая Марта?!

– Ох, прости, Воритар, помоги Невзра… Лань, не обращай внимания на мои слова, задумался я, и дщерь Мальки одну знакомую, э-э-э… целительницу вспомнил. Она мне… мм… память врачевать помогала.

– А, вон оно в чем дело! Ну это не беда. Думаете, я забыла про тот настой, с которым вас на рынке облапошили? Ничего подобного! Я вообще ничего не забываю, чтобы вы знали. Вот справлюсь с делами в лазарете – сварганю вам такое зелье, что и матушкину утробу вспомните как наяву!

– Мне бы Триград… – тоскливо посетовал негоциант и вопросительно заглянул в кошачьи глаза знахарки. – Тот год, когда Ритуал случился, и пяток после него… Сможешь?

– Попробуем! – решительно пообещала Лань. – Только мне нужно время.

Еще только выйдя за городские ворота, Лаен понял, что в лагере караванщиков творится что-то неладное. От стоянки доносились тревожные выкрики. Цеховики толпились группами по несколько человек неподалеку от штабной кибитки и активно жестикулировали. В низине, у самого ручья, ярко полыхал сложенный из больших бревен костер. Без сомнения – погребальный. Лаену показалось, что он даже видит на нем останки тела или нескольких тел.

Лань тоже встревожилась и замолчала. Не сговариваясь, они перешли на быстрый шаг. Вход в импровизированное стойбище загораживала пара солдат капитана, вместе с дозорным Рыбой. Парни нервно крутили головами и явно находились на взводе.

Заприметив негоцианта, новоиспеченный глава соглядатаев тут же рванул навстречу:

– Ваша светлость! Фабио приказал отправить за вами гонцов, но, видать, разминулись. В лагере убийство!

– Как убийство? Что случилось-то?!

– Старшего ловчего зарезали! Старину Веста!

– Как же так? Показывай, где все произошло!

– Подождите, господин, это еще не все… – Рыба испуганно округлил глаза. – Вам с Фабио Ранье непременно переговорить нужно. Он настрого приказал сперва до него проводить, как объявитесь.

– Чтоб тебя!.. Ладно, давай за мной, – приказал негоциант и, расталкивая людей, решительно двинулся в штабную повозку.

– А мне что делать, ваша светлость?.. – раздался за его спиной встревоженный голос Лани.

– Ступай в лазарет и носа оттуда не кажи до моего приказа!

Старший приказчик Фабио предсказуемо нашелся за заваленным бумагами столом. Старый вашуйец выглядел разбитым и раздосадованным, но попытался бодро вскочить при появлении негоцианта.

– Сиди уже! Фабио, что еще стряслось?

– Самострелы пропали, господин.

Лаен оторопел.

– Как?! Все?!

– Нет, слава Единому Отражению. Ровно ящика не хватает, десяти штук.

Почувствовав немочь в ногах, негоциант опустился на скамью. Рыба неслышно замер за его спиной. Поразмышляв несколько мгновений, Лаен сложил в голове имеющиеся факты и, скрежетнув зубами, выдал единственно возможное предположение: