Джон Норман - Приз Гора

— Каисса? — переспросила женщина, услышав новое слово.

— Настольная игра, — пояснил Мир.

— А есть ли что-нибудь у этого Притиона, Господин, — полюбопытствовала Эллен, — имеющее отношение к такой женщине…, то есть девке, как я?

— А все вы одинаковы, — пожал он плечами.

— Ох, — вздохнула его рабыня.

— Прежде, чем тебе будет предоставлена возможность просить, есть ли у тебя что-либо ещё, о чём бы Ты хотела бы поговорить? — осведомился он.

Мысли Эллен помчались вскачь. Может ли она рассказать этому мужчине о том, что пряталось в самых глубинах её сердца? На её бедре было выжжено клеймо. Её горло окружал запертый ошейник. Его ошейник. Она хотела бы поведать ему, что она любила его, что сама стремилась быть его рабыней, причём с того самого раза, когда впервые увидела его очень много лет назад. Но как могла леди открыть свои самые интимные мысли и чувства, особенно если бы они были такого рода? Что он о ней подумает? Не будет ли он после этого презирать её? Не потрясёт ли его это до глубины души? Как он сможет уважать её, если узнает, что она сама хотела встать на колени у его ног, и более того, ей нравилось быть беспомощной рабыней и стоять перед ним на коленях? Он ни за что не должен узнать об этом! Он ни за что не должен узнать, что она так беспомощна перед ним, что она любила своё клеймо, любила ощущать тяжесть его ошейника на своей шее, что она стремилась почувствовать свою беспомощность в его наручниках, что она хотела носить его кандалы, что она жаждала быть прикованной цепью за шею в ногах его постели, что она иногда надеялась даже на предостерегающий обжигающий укус его плети.

«Я люблю сильные эмоции, — думала Эллен. — И я теперь знаю, что они могут существовать. Я люблю быть женщиной. Я хочу принадлежать и быть доминируемой. Только здесь, в этом прекрасном мире, мире в котором главенствует природа, меня впервые смогли понять, моё тело, мой ум, мои чувства, самые глубины моего существа, мою самую душу, мой пол. Нет, я не могу даже намекнуть о таких вещах! Я не хочу потерять его навсегда. Я не могу показать ему, какая я женщина в действительности. Я не осмелюсь на это!».

— Итак? — подтолкнул ей он.

И она начала говорить. Правда сама с трудом могла понять то, что она говорила, настолько запутанной, настолько взвинченной она была. Казалось, что она слышала себя со стороны, словно это говорила не она сама, а кто-то другой.

— Я — ваша рабыня, — начала Эллен. — Вы можете сделать со мной всё, что захотите. Вы можете приказать мне сделать всё, что бы вам ни понравилось. Вы не забыли меня. Вы перенесли меня сюда. Вы вернули мне мою юность и мою красоту, если таковая у меня имеется. Вы снова сделали меня молодой. Вы дали мне второй шанс прожить жизнь. Почему? Я думаю, что нравлюсь вам! Я уверена, что Вы хотите меня. Разве Вы не говорили, что моя фигура представляет интерес? Возможно, Вы даже любите меня. Конечно, Вы страстно хотите меня. Вы дали мне прекрасное имя «Эллен». Вы надели на меня железный пояс, несомненно, сохраняя меня для себя. Признайтесь, что Вы любите меня! Вы сделали всё это! Конечно, Вы любите меня! Несомненно, Вы любите меня!

— Не говори глупостей, — бросил Мир.

— Господин? — опешила Эллен.

— Не смей шутить со своим владельцем, — нахмурился он.

— Господин!

— Не советую тебе обольщаться, никчёмная рабыня.

— Разве Вы не любите меня? — пролепетала женщина.

— «Разве Вы не любите меня» что? — переспросил он.

— Разве Вы не любите меня, Господин? — прошептала рабыня.

— Любовь? — спросил Мир. — Для рабыни?

— Да, Господин.

Мужчина запрокинул голову и затрясся от смеха, а она сжалась в смущении и тревоге.

— Ты бедный, маленький, глупый, самонадеянный кусок дрянной плоти, — обругал её он, отсмеявшись.

Глаза Эллен мгновенно заволокло слезами.

— Простите меня, Господин, — выдавила она из себя.

Она больше не осмеливалась встречаться с ним взглядом, настолько жестокими вдруг стали его глаза.

— Нет ли чего-то, чего Вы боитесь, Господин? — спросила она.

— Что? — грозно насупился Мир.

— Вы боитесь меня, Господин? — прямо спросила она.

Мужчина уставился на неё злым взглядом.

— Конечно же, вам нечего меня бояться, Господин, — сказала Эллен, — полуголую, рабскую девку в ошейнике.

Его рука потянулась к плети, но, в последний момент Мир отдёрнул её.

— Так может быть, Вы боитесь себя, Господин? — предположила она.

— Насколько я понимаю, Ты уже готова просить, — резко сменил тему её хозяин.

— Разве мы не можем продолжить разговор, Господин? — спросила женщина.

Она хотела закричать о том, что она любит его со всего своего сердца, со всей беспомощностью и уязвимостью рабской любви, что она жаждет служить ему, любить его, жить для него. Но конечно она не осмелилась сделать этого. Как бы он тогда возненавидел её! Как презирал бы её, поняв каким жалким, низким, нуждающимся существом, она была!

Он посмеялся над ней. И какой нелепостью ей самой теперь казалась мысль о том, что какой-либо мужчина мог бы любить, такую как она, простую, никчёмную, презренную рабыню!

Она не должна позволить ему узнать, что она была именно таким существом.

И всё же она должна просить!

Или не должна?

«Нет только не снова в прачечную! — закричала она про себя. — А что если на этот раз это продлится не дней и недели, а месяцы или годы, или даже всю жизнь? Чего он хочет от меня? Я сама хочу дать всё, чего бы он ни пожелал. Я — его рабыня! Он — мой Господин!»

— Готова ли Ты просить? — уточнил Мир.

— Конечно же, Вы не хотите, чтобы я просила об этом! — всхлипнула она.

— Ты можешь поступить так, как пожелаешь, — пожал плечами мужчина.

— Конечно же, Вы хотели бы меня как свободную женщину! — заплакала Эллен.

— Что заставляет тебя думать, что я мог бы хотеть тебя именно так? — поинтересовался он.

— Простите меня, Господин, — сказала женщина, глотая слёзы.

— Мужчины, и Ты должна это понимать, являются похотливыми собственниками. Нравится тебе это или нет, но они именно таковы. Те из них, кто тебе таковым не кажется, или страдают от недостатка гормонов, и считать их мужчинами можно с большой натяжкой, или они обманщики и лицемеры. Любой мужчина, который действительно желает женщину, который действительно жаждет женщину, хочет её в здоровом, энергичном изобилии мощного мужского желания, он хочет её полностью, всю, хочет обладать ею тотально, хочет владеть ею, хочет иметь её в буквальном смысле этого слова. Таким образом, если мужчина что и хочет от женщины, то, чтобы она была его самым драгоценным, желанным и хранимым имуществом — рабыней.

— Но ведь никто не осмелится высказать такое вслух, — испуганно прошептала она.

— Ты же уже не в своём прежнем мире лживости и условностей, — усмехнулся её хозяин. — На этой планете правда может быть сказана.