Эрика Адамс - Поющая во тьме [СИ] [litres]

Лекс пересыпал золу в руках. Пепел и тлен. Дым и копоть… Мародёры вытащили всё более или менее ценное, а за те золотые монеты, что швырнула ему в лицо Ани, они устроили целую бойню. Эти твари разрушили то, что не удалось поджечь, и перерезали горло скотине. Сейчас на заднем дворе лежали несколько туш дохлых коров. Как жаль, что понадобится слишком много времени, чтобы перебить каждого из них, раздавить, как мерзкое насекомое…

Но больше всего Лекса выводило из себя то, что они забрали его Ани. Да. Он отпустил её. Он пересилил себя и попрощался с ней, а эти скоты утащили её в свой мерзкий Храм, чтобы принести в жертву своей кровожадной богине. Сраные святоши, сплошь слепцы, извращенцы и жадные ублюдки. Они ошибались. Она не призывала тени в Хендал. Он, как никто другой, был уверен в этом.

Каждый раз, когда тварь, живущая внутри Ани, показывалась наружу, он слышал её. Каждый раз, когда Ани принималась выводить ритуальные песнопения, он словно сам становился участником этого ритуала. Святоши ошибались и нагло врали. Лживые выродки, готовые отдать на заклание невинного для поддержания своего авторитета.

Лекс почерневшими от копоти руками разгребал горячую золу, не обращая внимания на то, как немилосердно обжигает кожу. Плевать. Времени было совсем мало, а ему так много предстоит сделать. А, вот и то, что он искал. Маленькая металлическая коробочка с небольшим запасом монет на чёрный день. Он высыпал всё, что было в ней, к себе в карман. Прогулялся по разрушенной лекарской, извлекая из под обломков покорёженные инструменты. И это не уцелело. Хотя…

Лекс отбросил в сторону обломки стола, выудил из кучи мусора один из ножей. Длинный и острый, готовый резать, колоть и убивать. Уже неплохо. Лекс поднялся с колен и поспешно вышел, направляясь в сторону города. Он бежал. Лошадей у него теперь не осталось, а подвезти его бы никто не согласился. Он стал парией, неприкасаемым в глазах горожан. Чёрный день настал…

В городе все шарахались от него в сторону. Слухи разошлись очень быстро. Лавочники демонстративно преграждали ему путь, не давая возможности войти внутрь и купить хоть что-то. Его это не расстраивало. Он предвидел подобное отношение, но попытаться стоило.

Тогда Лекс направился в один из самых бедных кварталов, в которых можно было купить что угодно, лишь бы было чем платить. Здесь не смотрели на то, как ты выглядишь, и редко придерживались принятых условностей. Здесь можно было купить, что душа пожелает. Но самое главное, здесь можно было купить информацию. Лекс остановился в захудалом домишке, одна из комнат в котором сдавалась и принялся ждать, раз за разом прокручивая в голове свой план. Получится ли?.. Неизвестно, но он должен попытаться. Ради Ани.

Другой бы на его месте непременно изначально молиться, прося небеса смилостивиться и послать ему удачи. Но Лекс презрительно усмехнулся. Скорее небеса покачнутся и поменяются с бездной местами, чем он станет просить вымышленных бездушных идолов о чём-то. Что же касается удачи, то он догонит эту суку, вечно вихляющую хвостом у его лица и ускользающую от него. О да, он догонит и заживо освежует её тушу, чтобы она больше не могла обманывать его призрачными обещаниями!..

Вечер плавно перетекал в ночь, а Лекс тихими подворотнями пробирался к дому кузнеца. Что бы ни говорил кузнец, но он здорово набил свои карманы при дележе имущества банды. Он купил себе неплохой дом, окончательно перебравшись в город и став достопочтенным жителем славного Румбада.

Радовало то, что кузнец не так давно стал одним из жителей и не успел обзавестись многочисленными друзьями и знакомыми. Так что, скорее всего, пока он надирался в одном из питейных заведений города, его жёнушка куковала дома одна. Да, она была невиновата в деяниях своего мужа, но Лексу было плевать на то, сколько людей, случайно оказавшихся на его пути, придётся убрать в сторону, лёгким касанием клинка отправляя в Бездну.

Он тихо пробрался в дом через одно из приоткрытых окон. Жена кузнеца вошла в комнату, услышав подозрительные шорохи, и совсем не удивилась, удивив Лекса с оружием в руке. Она была сломлена, её полностью уничтожило то, что произошло там, в дне пути от Атбара. Банда головорезов уничтожила её изнутри, и у неё не было ни сил, ни желания жить дальше. Она будто бы с облегчением прикрыла глаза, не пытаясь сопротивляться и даже не закричав.

Лексу и раньше приходилось убивать в редких вооруженных стычках с бандами головорезов. Но он никогда не убивал намеренно, до сегодняшнего дня. Отец с детства вбил в его голову, что его предназначение — это спасать людей, а не калечить их. Не единожды ему приходилось резать людей, распростёртых на его столе. Но всегда для того, чтобы они смогли жить дальше. А сейчас клинок вспарывал кожу для того, чтобы не дать возможности дышать этим убогим людишкам.

Разница между убийством и ремеслом лекаря оказалась настолько несущественной, что убийство показалось ему таким же будничным ремеслом. Разница была лишь в исходе, но до этого ему не было дела.

Кузнец же завалился в дом далеко за полночь, источая винные пары. Здоровяк едва успел сделать пару нетвердых шагов, как свалился на пол: Лекс парой отточенных движений перерезал ему сухожилия на ногах, а после отыгрался на его туше, раз за разом вонзая клинок по самую рукоять. Чуть позже Лекс перевернул вверх дном все ящики и выпотрошил постель, чтобы всё выглядело так, будто это было обычное ограбление. Хотя… Почему бы и нет? Мёртвым деньги ни к чему, а ему предстоит немало расходов.

Лекс много раз проходил под стенами Порицания, но никогда не издевался над беднягами, которые там находились. У каждого из них были свои причины, приведшие их испить чашу унижений сполна.

Обычно под этими стенами всегда было не меньше десятка желающих получить прощение, но сегодня их было всего трое, включая Лекса. Видимо, все остальные надеялись, что искупят все свои грешки щедрым жертвоприношением. Лекс стоял на коленях с самого рассвета, под испепеляющими лучами солнца, которое в самом конце жаркого сезона напоследок немилосердно жгло землю.

Круглые зёрна кукурузы, специально рассыпаемые жрецами на месте для покаяния, уже давно впились в кожу. Вставать с места было запрещено, так же как пить или есть. Нет, никто не кидался на дерзнувшего с побоями, но несколько жрецов зорко следили за теми, кто пришел вымаливать прощения. Встал с положенного места или пожевал тайком припасенную краюху хлеба? Можешь приходить с завтрашним рассветом и вновь начинать вымаливать прощение, надеясь, что выдержишь сутки.

Ужасно хотелось пить, затекшие мышцы ныли, но хуже всего было другое испытание, ожидавшее тех, кто решался вымолить прощение. Издевательства и оскорбления, тычки, щипки и мелкие камешки, сыпавшиеся со всех сторон. Любой прохожий мог плюнуть в лицо или облить помоями, осыпать отборной руганью. Ни слова в ответ, ни жеста. Принимай всеобщее порицание смиренно.