Елена Первушина - Невидимый город [сборник litres]

Тот, языкастый, кого избили вчера, лежал на их телеге. Эгери удивилась, увидев его здесь, потом удивилась еще раз, заметив, что он дышит, потом еще раз, когда он открыл глаза и тихо попросил Эгиля: «Помоги мне сесть». Связанные Эгиль и Ларис, словно два тюленя, принялись подталкивать болтуна плечами и, повозившись немного, смогли кое-как усадить его и подпереть собственными спинами. Охранники тут же встрепенулись, подъехали поближе, но, не заметив ничего подозрительного, лишь ткнули пару раз болтуна в живот рукоятями своих кнутов и вновь отъехали к краям дороги. Болтун проводил их взглядом, а потом вдруг шепнул тихо-тихо, одними губами, так что лишь чуткие уши оборотней смогли разобрать его слова: «Когда начнется переполох, бегите!» Эгери просто не поверила своим ушам: куда им бежать, связанным по рукам и ногам, лишенным волшебства, беспомощным, беззащитным. И что собирается делать этот самонадеянный дурак? Снова выкрикивать оскорбления? Чего он этим добьется? Разве что новых побоев, не больше.

Но болтун поступил по-другому. Он подвинулся ближе к краю телеги, потом вдруг перекинул ноги через невысокий, в одну доску, борт и, прежде чем кто-нибудь из охранников успел понять, что происходит, сунул ногу в колесо.

Телега заскрипела, накренилась на бок, Эгери камнем вылетела из нее и приземлилась на все четыре лапы. От ужаса она забыла о заклинании Верховного, и превращение совершилось само собой, без малейшего усилия. Все еще ни о чем не думая, Эгери бросилась бежать, и это ее спасло. Так же, как Эгиля, Лариса и Элиану. Прочие не сумели превратиться, и о их судьбе Эгери ничего не знала.

Не знала она и кем был их спаситель. Они, хоть и принадлежали к одному роду, но жили порознь, каждый в своих владеньях, и встречались обычно лишь в Колдовскую Ночь в зверином обличье. Наверное, их представляли друг другу перед коронацией Кольскега, но тогда во дворце царила такая суета, а Эгери оказалась так напугана и подавлена непривычным многолюдьем и роскошью, что ничего не запомнила. Теперь она очень об этом жалела: ей хотелось знать хотя бы имя спасителя. А вот то, чего она не желала помнить, она помнила прекрасно, до мельчайших деталей: и отбитый угол плиты на полу подвала, где она лежала в ночь после коронации, и трещины и следы сучков на днище телеги, и сухую жесткую траву, что царапала ей нос, когда она убегала по полю, и крик того бедняги, и главное, как через вопль боли вдруг пробились человеческие слова, как он успел сказать: «Я отдаю добровольно!» – освобождая землю Королевства от проклятия собственной крови, а потом снова были лишь крик и хрип, и она прижимала уши, но все равно все слышала.

И с тех пор одна лишь мысль о превращении приводила ее в ужас, словно превращение на самом деле означало возвращение в тот день, в то мгновение. «Кольскег, брат мой, помоги!» – позвала Эгери мысленно, как когда-то, когда лежала на дне сундука. И снова не получила ответа. Что ж, и с этой надеждой пришлось проститься. Она думала, что, приплыв в Королевство, сможет превратиться, незаметно сбежать из обоза армии, добраться до столицы и предупредить ненавистных Кельдингов. Теперь она знала: не сможет. Волшебство ее ушло, ей остается рассчитывать лишь на свои человеческие силы.

Поэтому она заставила себя встать, привести волосы и одежду в порядок, надеть серьги и ожерелье из зеленой яшмы и выйти к Алцию и Арлибию.

Радке никогда прежде не доводилось грести, и она мгновенно стерла руки. Проклятое весло все время зарывалось слишком глубоко, норовило вывернуться из уключины или, наоборот, чиркало по поверхности воды, обдавая неумелых гребцов брызгами. Хорошо еще, море было ровное, как зеркало, а потому горе-путешественникам не грозило ничего серьезнее стертых ладоней или пригоршни воды в лицо.

Поначалу Карстен посадил Радку на руль, но скоро выяснилось, что он и сам гребец не абы какой и, если ничего не предпринять, то до цели они доберутся только к вечеру. Так что Радка, едва не опрокинув лодку, перебралась с кормы на банку, отобрала у своего господина и повелителя одно весло, и лодка, хоть и изрядно петляя, но все же приближалась к маленькому скалистому острову, возвышающемуся прямо посреди бухты Дождевого Камня.

Плыть сюда решил Карстен.

«Все легенды указывают на эту бухту, – сказал он. – Ясно, что город стоял на побережье, иначе бы как его затопило водой? А если в городе и в самом деле было магическое зеркало, то где найти лучшее место для него, чем Страж Года? Наверняка там есть пещера или подземный ход, ведущий прямиком к зеркалу».

Радке было нечего возразить.

Они отправились на побережье, не заезжая в Дождевой Камень, переночевали в рыбачьей деревушке, утром наняли лодку. Хозяин лодки хотел сам отвезти их на скалу, но Карстен отказался: он не сомневался, что об их приезде тут же доложат Вальдиберу, и не хотел, чтобы хоть одна живая душа, кроме них с Радкой, узнала о магическом зеркале. Хозяин лодки не посмел возражать, но явно поскучнел: он боялся отдавать свою кормилицу в чужие руки.

«Небось, сейчас смотрит на то, что мы вытворяем, да за сердце держится», – думала Радка.

На берегу, на высоких обрывах и в самом деле можно было разглядеть человеческие фигурки: похоже, вся деревня, затаив дыхание, следила за их мореплаванием. Хорошо еще, что день выдался чудный: безмятежно спокойное море отражало легкие кучевые облака, чайки кружили над водой, отыскивая рыбу, на горизонте на самом пределе видимости вздымались вверх тонкие, как спичинки, мачты корабликов: какая-то флотилия лежала в дрейфе, ждала хоть малейшего ветерка, чтобы распустить паруса.

Желанный им остров был уже совсем близко. И, еще подходя к нему, Радка увидела в скалах на высоте в два-три человеческих роста (точнее, она определить не могла) поднимающийся из расселины куст, а за ним – темное пятно, похожее на вход в пещеру.

Карстен тоже заметил, куда она смотрит, и радостно потер руки.

– Ну вот видишь, все как я говорил.

Они втащили лодку на гальку и полезли вверх. К расщелине вела узкая, едва заметная тропка, и все же люди здесь, несомненно, ходили. За кустом обнаружился вход в небольшую пещерку, в центре которой лежали отсыревшие угли да несколько рыбьих хребтов. Пещерка была длиной в пять шагов и заканчивалась глухой каменной стеной без всякого намека на подземный ход или еще что-то подобное. Карстен и Радка простучали стены рукоятками ножей, нажимали на все выступы, пытались отковырять отдельные камни – все безрезультатно.

– Пора возвращаться, – сказал Карстен, заметив, что солнце уже опускается к горизонту. – Либо здесь ничего нет, либо ход спрятан так, что открывается лишь посвященным. В любом случае мы больше ничего не можем сделать.