Елена Первушина - Невидимый город [сборник litres]

И это мальчишеское нетерпение в голосе верховного полководца покорило Эгери. Она понимала, что при любом ходе событий грядущая война навсегда разлучит их. «Это будет мой тебе прощальный подарок, – подумала принцесса. – Не знаю, порадует ли он тебя, но иного у меня нет».

– Послушай, у тебя нет с собой копии с какой-нибудь надписи из древнего города? – спросила она Асия.

– Конечно, есть, и не одна, я всегда вожу их с собой, только давно уже не открывал сундучок, – ответил тот. – А зачем тебе?

– Выбери какую-нибудь надпись попроще и вели позвать писца, который приехал со мной. Его зовут Арлибий.

– Что ты задумала? – Асий махнул рукой. – Ну хорошо, хорошо, не буду спрашивать.

Он отдал приказ и вскоре в палатку с поклоном вошел Арлибий.

Асий раскрыл заветный сундучок, выбрал один из листов пергамента с надписью на языке древнего народа и протянул ее Эгери, а та – писцу.

– Вот, сможешь прочитать это? – сказала она.

– Это было на постаменте статуи, – добавил Асий.

Арлибий изумленно молчал, и Эгери испугалась: что, если матери просто не пришло в голову научить своего сына читать?

Но тут Арлибий, ведя пальцем по строчке, медленно и по складам произнес:

– «Ме-ня сде-лал Тарк, лу-чший мас-тер Ни-ки-йи. И-мя мо-е Ти-ши-на. Мо-рем я при-бы-ла в Ар-ги-лу ра-ди ми-ра и со-ю-за».

– Откуда ты знаешь этот язык? – воскликнул Асий.

– Это язык моей матери, – ответил историк, изумленный не меньше полководца. – Язык моих предков.

Восхищенный Асий решил ответить даром на дар. Он пригласил Эгери, Арлибия, а заодно и Алция отдохнуть пару дней в поместье, принадлежавшем семье Асия. Сам полководец не мог сопровождать своих гостей, но он послал с ними раба-секретаря, который должен отдать все необходимые приказания домашним слугам. Тому же рабу торжественно вручили сундучок с копиями надписей, и Арлибий торжественно поклялся, что будет ежедневно посвящать некоторое время переводам.

– Конечно, ты будешь заниматься этим и в походе, – говорил Асий. – Но несколько дней спокойной работы могут оказаться неоценимыми, особенно в самом начале. Поверь, уж я-то знаю.

Итак, они отправились в путь.

Загородное поместье Асия было поистине роскошным. Стены в летней и зимней столовых, в многочисленных спальнях и гостевых комнатах покрывали фрески, полы – мозаики. В комнатах стояли высокие глиняные вазы, наполненные цветами, в саду – статуи, найденные под землей в древних городах. Библиотека оказалась полна свитками, а кладовые ломились от всевозможных яств. Даже в отсутствие хозяев на вилле кипела жизнь: домашние рабы коптили мясо, делали сыр и творог, пекли хлебы, варили пиво и большую часть отправляли в город – для госпожи Олии. Тех, кто работал на полях, Эгери не видела – их бараки стояли далеко от господского дома, лишь иногда ей попадался на глаза дюжий одноглазый надсмотрщик, и принцесса каждый раз невольно вздрагивала: он как две капли воды был похож на злого великана из ее детских сказок.

Старая ключница взяла девушку под опеку, отвела ее в баню, убранную ничуть не менее богато, чем прочие помещения дома. Здесь тоже стояли статуи – прелестные юноши и девушки со светильниками в руках, на стенах резвились дельфины, на полу цвели морские лилии, а под потолком у самых световых окон имелась выложенная мозаикой надпись: «Охотиться, мыться, играть в кости и смеяться – вот это жизнь!» Когда Эгери вышла из ванной, девушка-рабыня натерла ее маслом и с поклоном подала новую одежду – алое шелковое платье и зеленый бархатный плащ с золотым шитьем. Пока в бане плескались мужчины, старушка принесла в спальню принцессы большую шкатулку с драгоценностями и предложила выбрать украшения к ужину. Но Эгери отказалась от еды: она слишком устала за этот день и хотела отдохнуть в одиночестве. Ключница, низко поклонившись, ушла, а Эгери прилегла на низкое ложе, устланное белоснежными шерстяными одеялами и покрывалами, расшитыми цветами.

Из столовой доносились веселый смех и голоса Алция и Арлибия: они пили за здоровье отсутствующего хозяина, Алций порывался почитать стихи, его приятель грозился в следующий раз лично утопить поэта в бассейне, если он вздумает портить такой хороший вечер. Эгери сжала руки, ее сердце екнуло при мысли, что эти двое – такие молодые, здоровые, полные сил и веселья – завтра отправятся испытывать судьбу и…

Она вздохнула, потянулась, села, встала, прошлась по комнате, остановилась у окна, вдыхая аромат цветов. В саду пели зяблики, совсем как там, на родине. Эгери закрыла глаза и сказала себе: «Сейчас я попробую превратиться. Сейчас. Откладывать больше нельзя».

В самом деле, лучшего момента для решающей пробы придумать невозможно. Она одна, ее никто не потревожит, она расслаблена и спокойна. Спокойна? При одной мысли о превращении Эгери почувствовала, как все волоски на ее теле встали дыбом, мышцы мелко задрожали, во рту пересохло, а на спине выступил холодный пот. Эгери снова упала на кровать, натянула одеяло на голову, пытаясь унять мелкую противную дрожь, которая терзала каждую мышцу ее тела. Нет, ее испугало не превращение. Для существа, наделенного даром оборотничества, бояться превращения – это все равно, что бояться дышать, пить или есть. Она даже никогда не думала, что в этом есть что-то особенное, невероятное: кто-то умеет шевелить ушами, кто-то ходить по канату, кто-то подковывать лошадей, кто-то вышивать нитью дивные узоры, кто-то стреляет без промаха, кто-то метает копье на полном скаку, кто-то не имеет равных в бою на мечах или секирах, а они – она и ее родичи – умели превращаться и гнать Звездного Оленя. Это было такое же дело, как и все прочие.

Было. До того самого дня, когда стража Кельдингов схватила их в Пантеоне. Здесь, в Сюдмарке, ее не раз спрашивали, как ей удалось спастись, и она обычно говорила, что почти ничего не помнит. И это было правдой или, точнее, почти правдой. Она и самом деле хотела бы забыть, как их поймали в храме: тех, кто успел обратиться, прижимали к полу волчьими петлями, тех, кто не успел, просто оглушали ударами по голове.

Она хотела забыть ту ночь, что они провели в подвале дворца, и как между ними ходил Верховный Маг и пел заклинания, лишавшие их способности превращаться, и как им, связанным, срезали кинжалом длинные волосы – знак Королевской Силы. Кто-то из братьев сказал: «Те, что на голове, отрастут снова, раньше чем на деревьях зазеленеют новые листья, а те, что у нас под кожей, им не срезать никогда». Его оттащили в сторону и били до тех пор, пока он не затих и не перестал сопротивляться. Потом в темноте перед самым рассветом их выгнали во двор, погрузили на телеги и повезли куда-то прочь от столицы – она так и не узнала куда: на казнь или в новую тюрьму.