Эрика Адамс - Поющая во тьме

Лекс был нынешней знаменитостью. Он пользовался успехом. Горожане с удовольствием вымещали на нём недовольство за собственные неудачи и выплёскивали озлобленность. Гнилые очистки, комья грязи и плевки облепили его с ног до головы. Вытерпеть. Всего до заката, а после все эти праздно шатающиеся недомерки спешно спрячутся в свои норы.

Лекс стал развлечением для местной шпаны. Мелкая ребятня стояла на расстоянии нескольких шагов и упражнялась в меткости. Каждый раз, когда кто-то из них попадал в желаемую цель, приятели шумно поздравляли счастливчика и пытались переплюнуть его успех. Как же повезло этому городу, что тварь жила не внутри него, а делила душу пополам с Ани! Потому что он уже давно бы выпустил монстра наружу, дав ему как следует полакомиться.

Рядом с ним остановилась женщина и вылила ему на голову свежей воды. Это была Мейрим. Она отирала его лицо тряпкой, разглагольствуя о прощении и снисхождении, о становлении на истинный путь верноподданного жителя долины. Ему хотелось откусить эту руку, бережно отирающую его лицо. Он скорее бы согласился на то, чтобы его облили дерьмом с головы до ног, чем терпеть эту заботу, преподнесённую со снисходительным видом. Лекс с удовольствием представлял, как скоро вывернет все суставы этой руки или раздробит ей пальцы, но для виду всё ниже опускал голову, изображая искреннее раскаяние и смирение.

Оно того стоило. Он вытерпел все унижения, которые выпали ему за прошедшие сутки, и со следующим рассветом один из жрецов велел ему подняться и следовать за ним. Лекс поднялся, вытаскивая из кожи глубоко вонзившиеся зёрна, размял затекшие ноги и нетвердой походкой пошёл вслед за жрецом. Единственное, что хоть как-то доставляло ему удовольствие, так это то, что жрецам-чистильщикам сегодня перепало много работы.

Стены Порицания были грязны как никогда. Горы отбросов и помоев. Лекс и сам сейчас источал ароматы сточной канавы и старой мусорной свалки. Как оказалось, перед очами верховного жреца следовало представать абсолютно чистым и обнаженным, дабы он видел все твои изъяны и тайные помыслы. Для начала Лекса загнали в общую купальню, выдав ему мыльного раствора с терпким запахом и кусок шероховатого камня. После его обрили наголо и нарисовали красным на макушке знак богини Красной Луны, всунули в руки деревянную чашу, в которой следовало подносить подаяние и погнали к Жрецу.

Лекс был не единственным. Перед ним стояло еще двое, таких же обнажённых и наголо обритых, с деревянными чашами в руках. Они стояли перед массивными дверьми, ведущими в главную залу, мелко трясясь от холода и страха. Перед ними распахнули двери и пригласили войти внутрь, построив их в ряд.

Лексу ни разу не приходилось бывать при подобной церемонии, всё ему было ново и незнакомо. В центре залы на возвышении сидел Жрец, а у его ног – молодой преемник. Как оказалось, суток пребывания под стенами Порицания было недостаточно, вымаливание прощения продолжалось и здесь. Жрец снисходительно смотрел на медленно приближающихся просителей, равнодушно заглядывал в чашу для подаяния и кивал, проронив несколько незначительных слов. Обрадованного счастливца уводили восвояси мелкие служители.

Лекса ткнули в спину, настал его черёд. Он посмотрел на жреца, самодовольно сидящего на возвышении. Девяносто три шага отделяли его от жреца. Девяносто три поклона, преклонения лбом и лобызания каменного пола, выложенного красной мозаикой, с редкими вкраплениями жёлтого. Девяносто три раза подряд унизиться перед этим ублюдком. Лекс сжал зубы и начал свой путь, пообещав, что этот напыщенный выродок расплатится за каждый миг унижения. Потом. А сейчас он окружил себя плотной стеной, не позволяющей никому проникнуть в его мысли, и медленно шёл к цели.

Предыдущих просителей Жрец отпускал почти сразу же, но на Лекса он воззрился с немым вопрошающим видом. Лекс чувствовал щекочущие прикосновения к голове, словно тот пытался найти слабое место и подсмотреть, что творилось у него в мыслях. Не сегодня, святоша, мысленно ухмыльнулся Лекс, дав жрецу прочитать ровно столько, сколько он ему сам позволил. Жрец довольно улыбнулся.

– Ты пришёл молить о прощении, Лекс?

Лекс кивнул и воззрился на жреца с видом блаженного.

– О прощении для кого? – жрец медленно тянул слова, явно наслаждаясь превосходством и властью.

– Для себя. Теперь, когда путы обмана и колдовства сброшены, я ясно вижу, насколько неправеден был мой путь. Я решил посвятить себя служению Богине.

Ложь давалась легко. Напыщенные слова соскальзывали с языка, повисая в прохладном воздухе храма. Он оболгал бы и родную мать, и заклал бы на словах всех, кого потребовалось, если бы это приблизило его к желанной цели.

– В тебе много пустых резервов, Лекс. Которые можно наполнить благостной силой и светом, если ты этого пожелаешь. Но путь служителя не прост. Готов ли ты отречься от всего во славу Богини?

Лекс горячо уверил жреца в своих намерениях, протягивая чашу для подаяния. Мальчишка—преемник поднёс чашу Жрецу. Лекс видел, каким алчным интересом вспыхнули глаза Жреца при виде золота и пары лунных камней. Продажная тварь, словно шлюха на алтаре святыни, раздвигающая ноги перед всяким, кто кинет в её разинутую пасть монетку.

Жрец кивнул служителям. Лекса подхватили под локоть и увели. Прощение было получено, как и самый низший ранг при храме. Один маленький шаг к Ани, запертой где-то в темнице святош.

Лексу выдали рубище из грубой ткани красного цвета и определили его на чистку сточных канав. Жрец, стоящий рангом выше, увещевал о необходимости честного и усердного труда, который сможет возвысить его в иерархии. Лекс не особо хотел ковыряться в грязи и отбросах, будь его воля, он дал бы городу вместе с его жителями захлебнуться в этой чёрной, зловонной жиже. Трудолюбие он изображал только в первые пару дней под пристальным взглядом надсмотрщика-жреца…

На третий день Лекс трудился лишь до тех пор, пока жрец не исчез из виду. В тот же момент он отбросил в сторону инструмент и отправился по своим делам. Надо было навестить Мейрим. Её держали в тёмном и тесном чулане уже два дня. И теперь наверняка спеси у неё поуменьшилось. Лекс вошёл в покосившийся дом на окраине города, уселся на стул, достав окровавленную тряпку. Улыбнулся, дав знак верзиле привести её. Представление началось.

Мейрим ввели, удерживая под руки, ноги бессильно волочились по земле. Лицо распухло от ударов, волосы свалялись в неопрятный ком, местами на голове была видна корка запёкшейся крови. Её грубо толкнули на пол, прямо ему под ноги. Мейрим мелко тряслась, обнимая себя руками. Лексу было нисколько не жаль её. Он испытывал к ней лишь отвращение и презрение. Она осторожно подняла глаза на него, и в них отразилось недюжинное удивление. У неё даже рот невольно приоткрылся. Губы Лекса растянулись в широкой улыбке: