Джордж Мартин - Пламя и кровь

Зрители разбежались кто куда, и драконы, продолжая драться, упали на камень. На земле проворство уже не спасало Танцора от большого и тяжелого Солнечного. Вскоре зеленый дракон недвижно распростерся на земле, а золотой испустил победный вопль и попытался взлететь, но снова рухнул на камни, истекая кровью.

Эйегон выпрыгнул из седла футах в двадцати над землей и переломал себе ноги. Леди Бейела не оставляла Танцора до конца; разбитая, обожженная, она все же нашла в себе силы отстегнуть седельные цепи и отползла прочь, пока ее дракон бился в предсмертных корчах. Когда Альфред Брум обнажил меч, чтобы добить ее, Марстон Уотерс отнял у него клинок, а Том-Заика отнес девушку к мейстеру.

Так Эйегон II вернул себе вотчину предков, но она досталась королю дорогой ценой. Солнечный так больше и не поднялся в небо; он лежал во дворе и поедал сначала Танцора, потом баранов, которых солдаты гарнизона для него резали. Сам Эйегон мучился от боли до конца своих дней, но, к чести своей, отказался от макового молока, предложенного ему великим мейстером Герардисом. «На эту дорожку меня теперь не заманишь, – сказал он, – к тому же я не столь глуп, чтобы пить твои зелья, сестрин ставленник». По приказу короля Герардиса повесили на той самой цепи, которую Рейенира сорвала с шеи мейстера Орвила. Его не пощадили: вместо резкого падения, которое сломало бы ему шею, его ждало медленное удушение. Великий мейстер бил ногами, пытаясь дохнуть. Трижды его, полумертвого, опускали на землю и позволяли отдышаться, а потом вздергивали снова. На третий раз ему вспороли живот, выпустили кишки и вывесили перед Солнечным, чтобы дракон смог полакомиться его ногами и внутренностями, но верхнюю часть тела король приказал сохранить, «чтобы он мог приветствовать мою милую сестрицу, когда она вернется домой».

Вскоре, когда король лежал в лубках в башне Каменный Барабан, из Синего Дола прилетели первые вороны Рейениры. Узнав, что сестра возвращается в замок на «Виоланде», Эйегон приказал сиру Альфреду Бруму приготовить ей «достойный прием».

Нам всё это известно, но королева, сходя с корабля в приготовленную братом ловушку, не ведала ничего.

Септон Евстахий, не питавший особой любви к королеве, рассказывает, что увидев распростертого на земле Солнечного, она засмеялась и спросила: «Кого же нам за это благодарить?». По словам Гриба, любившего Рейениру, она сказала: «Что же с ним приключилось?» Однако оба сходятся на том, что ей ответил король.

«Здравствуй, сестра», – позвал он ее с балкона. Эйегон не мог ни ходить, ни стоять, и его вынесли на балкон в кресле. Из-за сломанного в Грачевнике бедра он был весь перекошен, красивое прежде лицо от макового молока стало одутловатым, половину тела покрывали ожоги, но Рейенира сразу узнала его.

«Дорогой братец! Я-то надеялась, что ты уже отошел к праотцам».

«Только после тебя, ты ведь старшая».

«Приятно слышать, что ты это помнишь. Теперь мы, видимо, твои пленники, но не думай, что сможешь нас удержать. Верные мои лорды найдут меня».

«Разве что в семи преисподних», – ответил король. Рейениру оттащили от сына; одни говорят, что это сделал сир Альфред Брум, другие – что два Тома, Колтун-отец и Заика-сын. Тут же стоял и сир Марстон Уотерс, облаченный в белый плащ: в награду за доблесть Эйегон назначил его королевским гвардейцем, однако ни он, ни другие рыцари не сказали ни слова против, когда король отдал сестру дракону. Солнечного, как говорят, не слишком соблазняло такое лакомство, пока сир Альфред не кольнул грудь королевы кинжалом; лишь тогда, возбужденный запахом крови, дракон обнюхал ее и окатил струей пламени, да так быстро, что Брум еле успел отпрыгнуть, а его плащ загорелся. Рейенира успела возвести глаза к небу и призвать на голову брата последнее проклятие, прежде чем дракон оторвал ей руку вместе с плечом.

Септон Евстахий говорит, что дракон, пожирая королеву, отгрыз от нее шесть кусков, оставив «для Неведомого» лишь левую ногу ниже колена. Говорят, что Элинда Масси, самая юная и мягкосердечная из придворных дам Рейениры, вырвала себе глаза, не выдержав этого зрелища, а сын королевы не мог отвести взгляд, оцепенев от ужаса. Рейенира Таргариен, Жемчужина Королевства, пробывшая королевой лишь полгода, покинула этот скорбный мир на двадцать второй день десятой луны 130 года от Завоевания Эйегона, в возрасте тридцати трех лет.

Сир Альфред хотел и принца убить, но король запретил ему, сказав, что мальчику всего десять лет и он будет ценным заложником. Хоть его сестра и мертва, у нее остаются еще сторонники, с коими следует разделаться, прежде чем король снова сможет сесть на Железный Трон. Принцу Эйегону сковали руки, ноги и шею и бросили его в темницу под замком, а фрейлины покойной королевы, будучи дамами благородного происхождения, отправились в башню Морского Дракона, чтобы дожидаться там выкупа. «Довольно прятаться, – провозгласил король Эйегон. – Посылайте воронов: пусть страна знает, что самозванка мертва, а истинный король скоро вернется и займет трон своего отца».

Но даже истинным королям легче сказать что-то, нежели сделать. Дважды народилась новая луна, прежде чем Эйегон покинул Драконий Камень. От Королевской Гавани его отделяли остров Дрифтмарк, воды Черноводного залива и многочисленные боевые корабли Веларионов. Морской Змей был «гостем» Тристана Истинно-Пламенного, сир Аддам пал при Тамблетоне, поэтому веларионским флотом ныне командовал его пятнадцатилетний брат Алин, младший сын дочери корабельщика Мыши; но как знать, друг он им или враг? Его брат пал, сражаясь за королеву, но эта королева бросила в темницу их лорда, а теперь и сама погибла. На Дрифтмарк отправили воронов; дому Веларионов было обещано полное прощение за все прошлые прегрешения, если Алин из Корабела явится на Драконий Камень и присягнет в верности королю. До тех пор, пока из Дрифтмарка не придет ответ, Эйегону было слишком опасно пересекать залив, да и не очень ему хотелось идти в Королевскую Гавань под парусами. После гибели Рейениры король еще тешил себя надеждой, что Солнечный поправится и сможет летать. Но дракон все слабел, и раны у него на шее гноились. Даже дым, который он выдыхал, имел дурной запах, и от еды он отказывался.

На девятый день двенадцатой луны 130 года величественный золотой дракон, гордость короля Эйегона, испустил дух там же, куда упал после битвы. Король горько рыдал; он приказал, чтобы его кузину леди Бейелу вывели из подземелья и убили. Но увидев ее, Эйегон передумал: мейстер напомнил ему, что мать девушки принадлежит к дому Веларионов – она была дочерью самого Морского Змея. И снова на Дрифтмарк отправился ворон, на сей раз с угрозой: если Алин из Корабела не явится и не присягнет истинному королю в течение двух недель, его кузина леди Бейела лишится головы.