Джордж Мартин - Пламя и кровь

Манкен рассказывает, что королеву Алисент «высокомерие» лорда Велариона привело в ярость. Особенно ее взбесило требование, чтобы Эйегон – сын Рейениры – стал наследником ее Эйегона. Пляска Драконов отняла у нее двоих из трех сыновей, лишила единственной дочери; мысль, что хоть один сын ее врагини остается в живых, была ей невыносима. В сердцах Алисент припомнила лорду Корлису, что дважды предлагала Рейенире мир и та оба раза с презрением его отвергала. Тут в дело вступил Колченогий и опрокинул бочку жира на бурные волны: он тихо напомнил королеве о том, что говорилось в шатре лорда Баратеона, и убедил ее согласиться на предложение Морского Змея. На другой день лорд Корлис преклонил колено перед королевой Алисент, сидящей – как представительница своего сына – на нижних ступенях Железного Трона, и тем самым поклялся от имени всего своего дома в верности Эйегону. Пред взорами богов и людей вдовствующая королева даровала ему августейшее помилование и восстановила его в малом королевском совете как адмирала и мастера над кораблями. На Драконий Камень в Дрифтмарк были отправлены вороны с вестью о соглашении… и весьма вовремя, ибо юный Алин Веларион уже собирал корабли для похода на остров, а король Эйегон II вновь вознамерился отрубить голову его кузине Бейеле.

На исходе 130 года король наконец вернулся в Королевскую Гавань в сопровождении Марстона Уотерса, сира Альфреда Брума, Тома-отца, Тома-сына и леди Бейелы Таргариен (по-прежнему закованной в цепи, ибо были опасения, что она может наброситься на короля). Потрепанный торговый когг «Мышь», ведомый его владелицей, капитаншей Марильдой из Корабела, пересек залив в сопровождении дюжины веларионовских боевых галей. Эта посудина, если верить Грибу, была выбрана не случайно. «Лорд Алин мог перевезти короля на борту “Славы лорда Эйетана”, “Утреннего прилива” и даже “Девчонки из Пряного”, но он хотел, чтобы все увидели, что Эйегон пробирается в город осторожно, как мышь, – рассказывает карлик. – Лорд Алин был дерзким мальчишкой и короля не любил».

Возвращение короля было далеко не триумфальным. Он по-прежнему не мог ходить; его внесли в паланкине через Речные ворота, пронесли через затаившийся город с опустевшими улицами, покинутыми домами и разграбленными лавками, подняли на холм и доставили в Красный Замок. Не смог он подняться и по узким, крутым ступеням Железного Трона; восстановленному в правах королю пришлось вершить дела из удобного кресла, поставленного у подножия настоящего престола, с закутанными в одеяло ногами.

Хотя король испытывал сильные мучения, он не запирался, как прежде, в своих покоях и макового молока с сонным вином не пил. Он, не мешкая, свершил суд над тремя «королями-однодневками», которые правили Королевской Гаванью во время Безумной Луны.

Первым перед разгневанным Эйегоном предстал оруженосец Тристан; его признали виновным в государственной измене и приговорили к смерти. Тристан был юношей смелым и, когда его приволокли к подножию Железного Трона, поначалу вел себя дерзко – покуда не увидел рядом с королем сира Перкина-Блоху. Тут мужество оставило его, но все же он не стал настаивать на своей невиновности или молить о пощаде, рассказывает Гриб. Он лишь попросил, чтобы его посвятили в рыцари перед смертью. Эйегон удовлетворил эту просьбу. Сир Марстон Уотерс нарек юношу (такого же бастарда, как и он сам) сиром Тристаном Пламенным (имя Истинно-Пламенный, которое юноша выбрал для себя, сочли слишком заносчивым), а сир Альфред Брум отрубил сиру Тристану голову Черным пламенем, мечом Эйегона Завоевателя.

С «лобковым королем» Гейемоном Сребровласым поступили куда мягче. Так как мальчику едва сравнялось пять, его пощадили и сделали королевским воспитанником. Его мать, Эсси (которая во время недолгого «правления» сына величала себя, говорят, «леди Эсселин»), призналась под пыткой, что отцом мальчика был не король, как она заявляла ранее, а среброкудрый гребец с лиссенийской торговой галеры. Будучи низкого рождения и, следовательно, недостойными меча, Эсси и дорнийская шлюха Сильвенна Сэнд были повешены на стене Красного Замка, а с ними вздернули и еще двадцать семь придворных «короля» Гейемона – неприглядную компанию пьянчуг, шлюх, воришек, попрошаек, сводников да фигляров.

Напоследок король занялся Пастырем. Когда его подвели к Железному Трону, чтобы свершить над ним суд, пророк отказался покаяться в своих преступлениях или признать себя предателем; наставив свой обрубок на короля, он повторил те же слова, что сказал Борросу Баратеону: «Еще до конца нынешнего года мы свидимся с тобой в преисподней». За такую дерзость Эйегон приказал вырвать Пастырю язык, а затем приговорил пророка и его «предателей-приспешников» к сожжению на костре. В последний день года двести сорок одного «босоногого агнца» вымазали дегтем и приковали к столбам на обочине широкой мощеной улицы, ведущей от Сапожной площади на восток к Драконьему Логову. Колокола всех септ города звонили, возвещая конец старого и начало нового года; король Эйегон проследовал по Высокой улице (которую после стали звать «Путь Пастыря») в своем паланкине, а рыцари, едущие по обе стороны от него, подносили факелы к приговоренным и поджигали их одного за другим. Так его величество добрался до вершины холма, где в окружении пяти драконьих голов был привязан к столбу сам Пастырь.

Король, поддерживаемый с двух сторон гвардейцами, поднялся с подушек, проковылял к столбу и собственноручно поджег пророка.

Вскоре после этого септон Евстахий написал: «Самозванка Рейенира была мертва, как и ее драконы, шутовские короли сгинули, а мира и спокойствия в королевстве так и не было». Убив единокровную сестру и держа в заточении ее единственного оставшегося в живых сына, Эйегон II мог справедливо полагать, что противиться его восшествию на престол больше никто не станет… и так бы, возможно, и вышло, если бы его величество послушал совета лорда Велариона и даровал прощение всем лордам и рыцарям, что сражались на стороне Рейениры. Увы, милосердие этому королю было не свойственно. Подзуживаемый своей матерью, королевой Алисент, Эйегон был твердо намерен отомстить всем, кто предал его и лишил престола. Он начал с королевских земель, отправив своих воинов и штормовых людей в Росби, Стокворт и Синий Дол, а также в окрестные замки и деревни. Хотя те лорды, кого это коснулось, поспешили спустить знамя Рейениры и поднять вместо него эйегонова золотого дракона, каждого из них заковали в цепи и заставили молить короля о прощении. Их не отпускали, пока они не согласились выплатить немалый выкуп и оставить королю достойных заложников.

Эта кампания стала большой ошибкой, ибо подобное обхождение лишь ожесточило сердца сторонников покойной королевы. Вскоре до Королевской Гавани начали доходить вести о том, что в Винтерфелле, Барроутоне и Белой Гавани собирается многочисленное войско.