Джордж Мартин - Пламя и кровь

«Где же были ваши септы? – спросила их королева. – Ваши служанки? Да и при юношах должны были постоянно находиться оруженосцы, грумы и слуги».

«Слугам мы приказывали ждать снаружи, – сказала Перианна с недоумением, как если бы объясняла, что солнце встает на востоке. – Их дело повиноваться. Шмель пригрозил, что отрежет языки тем, кто будет болтать. А септами занималась Сейера, она умеет перехитрить их».

Тут Ягодка зарыдала и стала причитать, разрывая на себе платье. Она раскаивается, она не хотела поступать дурно, ее Шмель заставлял, а Сейера называла трусихой, вот она им и доказала, а теперь она беременна и не знает, от кого, и что же ей делать?

«Ступай пока что в постель, – сказала ей королева. – Завтра мы пришлем к тебе септу, ты покаешься в своих прегрешениях, и Матерь тебя простит».

«Матерь-то простит, а моя мать навряд ли», – пролепетала Алис, и Перианна увела ее прочь.

Джейехерис, когда Алисанна всё ему рассказала, не поверил своим ушам. Стражники начали приводить в тронный зал слуг, служанок, оруженосцев и грумов. Многие, дав показания, отправились в темницы следом за своими хозяевами. Когда выслушали последних, стало светать, и лишь тогда родители послали за принцессой Сейерой.

Она, конечно, почувствовала неладное, когда за ней пришли лорд-командующий Королевской Гвардией и командир городской стражи. Если король требует тебя к подножию Железного Трона, добра не жди. В зале не было никого, кроме великого мейстера Элизара и септона Барта, представлявших Цитадель и Звездную септу; других своих лордов-советников король в это посвящать не стал.

Говорят, что в Красном Замке секретов нет: крысы в стенах слышат их и по ночам шепчут на ухо спящим. Принцесса, во всяком разе, уже знала, что случилось в борделе, и ничуть не стыдилась. «Я им подсказала, но не думала, что они это вправду сделают. Вот потеха была, должно быть, когда Том-Репка плясал со шлюхами!»

«Только не для него», – заметил король.

«Дураки затем и нужны, чтобы над ними смеялись, – пожала плечами Сейера. – Какой в этом вред? Репка любит, когда над ним потешаются».

«Это была жестокая шутка, – вступила в разговор королева, – но меня больше заботит другое. Я говорила с твоими… девицами. Знаешь ли ты, что Алис Торнберри беременна?»

Лишь тогда принцесса начала понимать, что ей придется держать ответ не за Тома-Репку, а за проступки потяжелее. Впрочем, опомнилась она мигом и прошептала: «Ягодка? Как же так? Вот глупышка…» Септон Барт клялся, что по щеке ее скатилась слеза.

Королеву это не тронуло. «Ты прекрасно знаешь, как это вышло и что вы все делали. Скажи нам правду, дитя». Принцесса перевела взгляд на отца, но и там не нашла опоры. «Если солжешь, тебе же хуже будет, – сказал Джейехерис. – Трое ваших друзей в темнице, и от твоих слов зависит, где ты сама проведешь эту ночь».

Тут Сейера сломалась и повела свою речь, едва переводя дух. «Битый час она отрицала, отпиралась, увертывалась, обвиняла и оправдывалась, перемежая это рыданиями и смехом, – пишет Элизар. – Ничего такого она не делала; они лгут; как можно этому верить; это просто игра, просто шутка; кто это сказал; целоваться все любят; она сожалеет; это всё Пери; никакой беды не случилось; никто ей не говорил, что целоваться нехорошо; ее Ягодка подзадорила; Бейелон только и делал, что целовался с Алиссой; ей очень стыдно; остановиться уже не могла; боялась Шмеля; Матерь простила ее; все девочки это делают; в первый раз она была пьяная; она не хотела, этого только мужчины хотят; Мейегелла сказала, что боги прощают нам все грехи; Джонас сказал, что любит ее; она не виновата, что боги создали ее красивой; больше она так не будет, как будто и не было ничего; она выйдет замуж за Роя; ее нужно простить, больше она в жизни не поцелует мужчину и того другого тоже не станет делать; не она ведь брюхата; почему родители ей не верят, она же их девочка, их принцесса, а будь она королевой, делала бы что пожелает; они никогда ее не любили, она ненавидит их, пусть ее хоть отхлещут, но их рабыней она больше не будет. Я диву давался, на нее глядя: ни один лицедей не разыграл бы свою роль так искусно. Но под конец она выбилась из сил, и маска с нее упала».

«Так что ты, собственно, сделала? – спросил король, когда она наконец умолкла. – Отдала свою невинность одному из этих юнцов? Говори же».

«Одному? Как бы не так, – презрительно бросила Сейера. – Всем троим, и каждый думал, что он у меня первый. Их так легко обдурить».

Джейехерис от ужаса утратил дар речи, но королева сохранила спокойствие. «Вижу, ты очень горда собой и думаешь, что ты очень умная. Опытная женщина в шестнадцать-то лет! Но ум одно, а разум – другое. Что, по-твоему, теперь с тобой будет, Сейера?»

«Меня выдадут замуж. А что такого? Ты в мои года уже была замужем. Вот только за кого? Джонас и Рой меня любят, но оба они еще такие зеленые. Шмель не любит меня, но смешит, а порой и кричать заставляет. Что, если я возьму всех троих? У Завоевателя было две жены, а у Мейегора не то шесть, не то восемь».

Этого Джейехерис уже не вынес. Вне себя от гнева, он сошел с Железного Трона. «Сравниваешь себя с Мейегором? Вот, значит, с кого ты берешь пример? Отведите ее назад в спальню, – приказал он своим гвардейцам, – и не выпускайте, пока я снова за ней не пошлю».

«Отец!» – жалобно вскричала принцесса, но король отвернулся, а Джайлс Морриген взял ее под руку и хотел увести. Но она уперлась, и гвардейцы уволокли ее силой, кричащую, плачущую и взывающую к отцу.

Даже и тогда, пишет Барт, Сейеру могли простить и вернуть ей расположение, если бы она покорно сидела в своих покоях, каялась и молилась. Весь следующий день Джейехерис и Алисанна совещались с Бартом и Элизаром, как поступить с шестью грешниками, с принцессой в первую голову. Король был гневен и несгибаем: он остро чувствовал свой позор и не мог забыть слов Сейеры о его дяде. «Она мне больше не дочь», – повторял он.

Сердце королевы было не столь сурово. «Не отрекайся от нее, – говорила она. – Да, ее придется наказать, но она ведь еще ребенок, и нет такого греха, который нельзя искупить. Любовь моя, ты простил сторонников Мейегора, простил союзников Муна, ты примирился с Верой и с лордом Робаром, желавшим разлучить нас и посадить на трон Эйерею; неужто ты не найдешь в себе сил простить родное дитя?»

Короля тронули слова королевы, говорит септон Барт. Алисанна умела убеждать и всегда склоняла Джейехериса на свою сторону, как бы сильно они ни расходились в начале спора. Будь у нее время, она и теперь, быть может, убедила бы мужа смягчиться.

Но Сейера в ту же ночь сама решила свою судьбу. Попросившись в отхожее место, она ускользнула, переоделась прачкой, взяла на конюшне лошадь и поскакала в Драконье Логово, где стражи схватили ее и вернули в замок.