Александр Шушеньков - Бесконечная жизнь майора Кафкина [litres]

В направлении, указанном писателем, на зеленом лугу, залитом солнцем, загорало несколько обнаженных мужских фигур. Одна из фигур, заметив устремленные на нее взгляды, недовольно поднялась и погрозила троице кулаком. Батюшки, присмотревшись, ахнул Олег. Да это же Попов! Еще один клон?

– Одну секундочку, – попросил он Вагнера и Синтию. – Я сейчас.

Он торопливо пошел по направлению к голому. Неужели еще один оцифрованный? Боже мой, да их как собак нерезаных!

– Олег! Милый! Ты ли это? – издал внезапно вопль нудист и не стесняясь никого, кинулся к Олегу.

Он хотел его обнять, но это было уже слишком!

– Семен Моисеевич, – не веря глазам своим, спросил Олег. – Это вы?

– А кто же еще, милый! – горячо пожал ему руку Попов. – Конечно я!

– Но вы же умерли? По новостям передали, я речь прощальную зачитывал.

– Ничего я не умер! Да, был в реанимации. Но немецкие врачи – это волшебники! Так что утром меня выписали. Здоров, милый мой!

– Значит, напутали репортеры?

– Так тебе ли не знать, дорогуша, как ваш брат работает! Вы же столько фейков гоните, прости меня грешного!

Да, верно, подумал Олег; и сам один раз народную артистку в статье ошибочно похоронил. Фамилию перепутал. Ох и скандал потом был!

– А что ж вы, то есть ты, Сема, тут делаешь?

– Загораю! Я ж там всю жизнь страдал, скрывал свои желания. Мне же всегда хотелось быть ближе к природе! А там все застегнуты на пуговицы, все строгие. Наука. И жена. А я свободы, милый, хотел, как бабочка, что на вашем гербе семейном! Вот и получил. Как оживили, так я прямиком сюда и рванул. Теперь я нудист-философ, и идите все к черту! В отпуск ушел! Пускай увольняют!

Попов демонстративно закрутился на месте во все стороны, вызывающе тряся сакральным органом.

– А как же цифровое бессмертие, – растерянно спросил Олег. – Ваши исследования? Когда собираетесь домой? Бабуля нам новейший бизнес-джет купила прямо здесь. Десятиместный, крылья складываются, почти бесшумный. Через час сюда прилетит; он ведь не то что наш старый «Гольфстрим», которому взлетка нужна была. Эта машина в воздухе зависает и сесть может где угодно, травинки не помяв, и экологична на все сто. У меня после катастрофы – постоянные приступы слабости и потеря сознания, так что покидаю конгресс для лечения. Летишь с нами?

Попов усмехнулся:

– Вечная жизнь никуда не денется! Я пока в коме был, такого насмотрелся. Тот свет, так сказать, повидал. Жизнь после жизни. Обдумаю, а уж потом, может быть, и опять исследованиями займусь. Немцы, по крайней мере, на это денег не жалеют. Возможности, брат, широчайшие! А пока у нас тут свой Амстердам! Если хочешь, сбрасывай трусы и присоединяйся! Будем вместе порхать и жалить!

– Нет, Сема, – улыбнулся Олег. – Мне роман надо писать. И потом, у меня еще кое-кто есть. Наверное, пришла пора остепениться.

Он вернулся к спутникам, и они прошли дальше, ища местечко в тени.

– Вот здесь мы с вашей бабушкой болтали о жизни, – показал писатель на полянку под деревом.

Они уселись на траву в ожидании джета.

– Может, полетите с нами? – спросил Вагнера Олег. – Бабуля будет рада.

– Нет, – ответил писатель. – Хочу вернуться на конгресс и попросить полицию, чтобы разрешили вступить в переговоры с этими. Тем более что и Далай-лама прилетел. Мы с ним знакомы. Может, вместе сможем убедить их. Проблема не в вопросе – достижимо цифровое бессмертие или нет. Проблема в нашем отношении к этому вопросу. Новые достижения всегда влекут за собой и новые вызовы. Бессмертие – сложная штука, и, чем больше тебе лет, тем лучше это понимаешь. Епископ Беркли вообще говорил, что «бытие – это или то, что воспринимается, или тот, кто воспринимает». Люди, которые пережили клиническую смерть, утверждают, что словно бы летели куда-то сквозь темный туннель, в конце которого видели яркий свет. Я вовсе не уверен, что бессмертие – это туннель, заканчивающийся светом. Даже если он и фрактально-цифровой.

– Но мы можем хотя бы попытаться представить будущее? – спросил Олег. – Конгресс же называется Quo vadis? Я собираюсь написать роман о четвертом тысячелетии, о полетах в другие галактики.

– И это замечательно! – поддержал Вагнер. – Обязательно надо думать о будущем, пытаться определить, куда мы идем. Пишите, Олег, дай бог, из вас получится Герберт Уэллс, хотя, не исключено, что – Оруэлл.

– Мне больше нравится Довлатов, – застенчиво признался Олег.

– А мне ты! – ответила Синтия.

Как странно устроен мир: они были знакомы меньше суток, а уже все было ясно! Женщина создана Творцом, чтобы спасать мужчину, а Олег был слаб и немощен.

Две половинки… Он позвал ее в Россию, и она согласилась. Удалось даже согласовать с руководством Ассоши-эйтед Пресс ее командировку в Москву для интервью с Ксенией Александровной Розе.

В громадном кабинете с семейным гербом-бабочкой сидели в креслах трое: миллиардерша и глава благотворительного Фонда «Татьяна» Ксения Розе, ее внук Олег и Синтия. Впрочем, нет, их было четверо: рядом с бассейном-аквариумом в неподвижности замерла исполинская морская звезда с грустными глазами. Глаза неотрывно следили за людьми, и была в них не только грусть, но еще и зависть.

– Помню, как мы пили с Алексом Вагнером вино в Английском парке, – рассказывала миллиардерша. – Одну бутылку мозельского он мне подарил; я ее до сих пор храню!

– Это ж какая выдержка?! – не удержался Олег. – Может, разопьем по такому случаю, бабуля?

– Но-но! – шутливо прикрикнула миллиардерша. – Во-первых, тебе нельзя употреблять еще два месяца…

– Так я же только понюхаю.

– А во-вторых, какая я тебе бабуля? Где ты видишь бабулю?

– Молодая девушка, моя ровесница, – поддержала старушку Синтия.

– Вот! Учись! – подмигнула Ксения Александровна. – Ладно, сейчас мы пошлем надежного человечка. Нам с Синтией – можно. Эй, Антон Карлович, будьте так любезны, сходите в погребок; вы знаете куда. Там стоит бутылочка – я вам показывала. Принесите пожалуйста, голубчик.

– А почему вы его называете Антоном Карловичем и «человечком»? – спросила Синтия, когда за звездой закрылась дверь.

– Он и был когда-то человеком, – ответила миллиардерша. – Просто однажды перестарался с экспериментами. Мы ведь с геномами работаем, тоже бессмертия добиваемся. Только вот с людскими телами это пока не выходит. А этот уже давно обречен на вечную жизнь аканастером. Если кто не съест…

– Ты уже решил, какие герои будут в твоем романе, чем они будут заниматься? – спросила Олега Синтия, когда они вдвоем прогуливались в имении вдоль пруда и любовались красивым двухэтажным розовато-бордовым дворцом с верховой ротондой.

– Попов рассказывал про свое направление, про оцифровку людей и голографические тела. Фантастика! Таким и летать в космос. Вот о них попытаюсь накатать. Чертовски трудно писать про четвертое тысячелетие. Придумаю, а сбудется то, о чем напишу, или нет, нам уже и не узнать.