Александр Шушеньков - Бесконечная жизнь майора Кафкина [litres]

– Капустный кочанчик навернуть! – вдруг неожиданно для себя выдал Моргенштерн. Выдал – и сам же изумился: что это он такое пропорол?

– Да хоть и капусту порубать! – согласился Сатановский. – Видите, все же и в вас остались первородные инстинкты.

– Я иногда себя животным ощущаю, – признался стыдливо Моргенштерн. – Порой, такое приснится, что диву даешься. То – будто бы я мышью сижу на берегу речки в лесу и пищевые запасы делаю. То – на каком-то чердаке в виде гусеницы капусту употребляю.

– Читайте Фрейда, – самодовольно промолвил Сатановский. – От подсознания никуда не денешься, будь ты хоть трижды математизирован и отголограммирован! Все мы биологические существа, которых сделали рабами Вечности.

– Времени зато много освободилось для другого. Можно прогресс двигать быстрее. Кто хочет, занимается искусством: музыку сочиняет, картинки рисует…

– Ага! Графоманы еще поэмы гонят, которые никто не читает. Какое искусство, о чем вы говорите? Лучше Толстого или Гете все равно не написать, так ведь и их не читают, любезная! Чтоб картину путную нарисовать, надо же у-чить-ся! А на кой хрен, пардон? В одном Лувре шедевров миллионы; кто ж будет смотреть на мазню новой бездарности?

– Для себя можно рисовать, просто так.

– Это называется «эскейпизм»! Бегство от действительности! Вместо того чтобы жить реальной жизнью, сбежать от нее в рисунки. Море, волны, закат, облака. Не спорю, вид здесь замечательный, я бы и сам сел за мольберт. Но сколько можно рисовать, позвольте спросить? Ну, год, ну, сотню лет. А потом просто свихнешься от этого, когда перерисуешь все земные и космические пейзажи, все цветы и всех зверюшек! Музыка? То же самое: классиков Газманова и Киркорова никто не превзойдет! Чем занимается теперь моя Академия? Исследованиями? Шиш! Сплошное абстрактное мудрствование. Создаем Теорию Всего, ха-ха! Да мы сами в интегралы превратились, стали просто функциями. Зачем что-то исследовать, когда и так живи себе без проблем и забот? Тупик! Некоторые, правда, полетели в другие галактики, остолопы! Ваши дедуля с бабулей отправились делать репортаж в Крабовидную туманность? Роман хотят создать, хе-хе. Через двенадцать тысяч лет вернутся, чтобы что-то рассказать. А нам это тогда будет надо? Ха-ха-ха! Ведь у вас даже инстинкта размножения уже нет, уважаемая! А ведь родились девушкой, не так ли?

– Была. Зато жить можно вечно.

– И это вы называете жизнью?! Есть нельзя, пить нельзя, нюхать нельзя. А вам, «девушка», и рожать нельзя! Ног нет, рук нет, желудка нет. А может, я пива хочу засосать с воблой? Может, душа шнапса требует? Позагорать с вами в голом виде? Нет, живи вечно, а о пиве с ликером забудь! Тьфу!

– Да разве в пиве счастье, Семен Моисеевич? Вот если бы капусту попробовать.

– Капуста в щах, это, верно, очень даже ничего! А мы чем заняты? Ну, вот вы, например?

– Управроб. Роботами управляю. Направляю их созидательную энергию. Знаете, поддерживать в исправном состоянии Великую Систему – дело ответственное.

– Замечательно! Ваши роботы разнесли в пух и прах Hofbräuhaus и устроили там что-то вроде конюшни, электричеством там подпитываются. И что же дальше? Система работает, мы существуем в виде невидимых пустот, беседы с вами толкуем. А для чего? Что, так и будем из года в год, из века в век перетирать эти пустейшие разговоры? Из тысячелетия в тысячелетие? Это же тюрьма, понимаете, Эмма? Тюрьма! Вечное заключение! Мы приговорены, ясно?!

Он снова и снова возвращался к своим навязчивым бредням, а Моргенштерн не понимал: чего старик бесится? Раньше, говорят, когда еще в телесной форме люди пребывали, у них сплошь и рядом были проблемы со здоровьем: то родится человек слепым от рождения, то горб по ходу жизни приобретет, то жиру наест столько, что еле передвигается. Некоторым рук-ног приходилось лишаться в авариях-катаклизмах, кому-то череп проламывали, другие болезни нехорошие подцепляли и страдали. Женщины детей рожали в страшных мучениях. Это счастье? А если, скажем, и проходил человек без потерь органов все испытания, то ближе к концу жизни они по старости начинали отказывать: желудок плохо варил, в почках камни собирались, уши глохли, зрение слабело, биомозги отказывали. Конечно, врачи тянули его до последнего, но что в итоге? Сто пятьдесят лет, вроде как бы – живой, а на деле – безмозглое слепоглухонемое растение с искусственными почками, печенью, суставами. А потом – каюк! И он жалеет об этом?!

– Все-таки странно мне ваши рассуждения слышать, – пробормотал Моргенштерн. – У нас, благодаря вашим открытиям, такие возможности! Ведь раньше людям скафандры на себя напяливать приходилось, даже за пределы Млечного Пути не могли улететь из-за огромных расстояний.

– Не могли, дружок, не могли. Скорость света не обманешь!

– А теперь – пожалуйста! Сами говорите, что многие командировались по другим галактикам! У меня папаша с маман намылились на Бетельгейзе. Надо, говорят, хоть чем-то пенсионерский занять досуг. Мы, говорят, чувствуем себя свободными, словно бабочки-путешественницы. Можем лететь куда угодно, как в древние времена летали капустницы! И ведь, главное дело, им теперь никакие специальные защитные корабли не нужны. Ох, Семен Моисеевич, зря вы себя корите!

– Да я не спорю, любезнейшая, что плюсы в полевом состоянии есть. Не нужно тратить время на бритье, на еду и ее приготовление, не нужна одежда, нет проблем с цифровым безболезненным воспроизводством населения, можно существовать в вакууме и лететь хоть в галактику UDFj —39546284. Но, на кой черт?

– Исследовать, что там происходит.

– И что это даст? Ну, прилетите вы туда через сотни миллионов лет. Ну, узнаете, что живут там такие же бессмертные идиоты! Что еще?

– А может, не такие же?

– Хорошо. Другие. Разумная слизь, например. Или говорящие множества. И? Что потом? Контакт? А смысл?

Моргенштерн не нашелся что ответить. В некотором смысле старик, конечно, был прав. Смысла не просматривалось. Положим, через триста миллионов лет встретишь кого-нибудь разумного. Что дальше? Диалог цивилизаций? Взаимовыгодное сотрудничество бактерии с акулой?

– То-то и оно, – многозначительно подвел итог Сатановский. – Чушь полнейшая. Раньше хоть была задача победить смерть. А теперь ее нет, а без цели жизнь – это уже просто духовная мастурбация.

– А что же делать? – забеспокоился Моргенштерн. – Надо же что-то предпринимать?

– Есть некоторые идеи, – уклончиво ответил Сатановский. – Сырые пока. Но недовольных много, скажу вам откровенно. Из тех, что думать не разучились, разумеется. Делать-то им совершенно нечего, как, например, в моей Академии!

Последовала новая пауза, а затем Сатановский переменил тон и тему:

– Ну, хватит о грустном. Расскажите, как там настроения в наших механических помощниках? Вы же ими управляете. Что, роботы, довольны собой?