Александр Шушеньков - Бесконечная жизнь майора Кафкина [litres]

– Но я не хочу быть вороной!

– Никто не заставляет. Кстати, ворона, в отличие от человека, еще и летать может. Впрочем, это я так, к слову. Не в ворон мы материализуемся, дорогой Рагуил. На первом этапе в нашем распоряжении богатейший выбор обезьян. Пожалуйста! Шимпанзе, гориллы, орангутаны, гиббоны, макаки, гамадрилы, павианы…

– Что?! – возмутился Рагуил Патель. – Вы предлагаете мне стать павианом? Мне, главному экономисту ООН?

– Так это же только видимость телесная, дорогой друг! – стал успокаивать огорченного собеседника Сатановский.

Рагуил Патель от обиды готов был заплакать, и он заплакал бы, но, к сожалению, было нечем, да и неоткуда.

– Я тоже не хочу в обезьяну, – поддержал экономиста Моргенштерн.

– Так это же на первом этапе! – стал злиться Сатановский. – Вначале мы обретаем телесные сущности. Просто обезьянье тело наиболее удобно для нас. Не говоря уже о том, что все тактильные радости аналогичны человеческим. Но это только краткий первый этап. Можно, разумеется, обойтись и без него, сначала создать биотела, а потом в них вселиться. Просто какой в этом смысл? Зачем ждать, пока они будут готовы, если можно сразу снова почувствовать себя живым, прогнать органику по пищеводу?

– Это как? – спросил Рагуил Патель.

– Очень просто, любезный! Сначала мы воплощаемся в обезьян. Тело обезьяны, мозги человека. Наши компьютерные сущности по-прежнему находятся в виртуале, и мы оттуда с помощью компьютеров и руками роботов запускаем метаболические процессы биотрансформации обезьяньих тел в человеческие. Понимаете?

– Не совсем, уважаемый.

– Да ведь геном человека расшифрован еще старухой Розе в ее лаборатории генетических исследований. Пардон, дорогой Моргенштерн, вашей прабабкой. Я ее знавал, даже общались. Так вот, наш геном был расшифрован. Как и геном шимпанзе и прочих приматов. Здание, запасы биопрепаратов, оборудование удалось сохранить втайне от всей ооновской шушеры! Я лично к этому руку приложил! Теперь ясно? Мы просто поменяем структуру наших обезьяньих тел и за несколько недель получим нормальные человеческие организмы! Все! Дальше – живи, как хочешь! Можешь кушать бананы, можешь загорать, можешь ходить по музеям, можешь плодиться, можешь сразу повеситься!

– Здорово! – обрадовался Рагуил Патель. – А можно так: воплотился в павиана и сразу повесился?

– Конечно! Свобода есть осознанная необходимость! Хочешь сразу? Без вопросов!

– Слушайте, но это же – главное! – возликовал Рагуил Патель. – Ведь об этом никто не знает. Если мы сообщим, что можно будет сразу покончить жизнь самоубийством, у нас столько новых сторонников добавится! Народ же просто достала эта Вечность! Тут даже и думать не о чем, надо просто объявлять о начале восстания, да и дело с концом! Ух как я повешусь! Или, может, лучше будет утопиться?

Главный экономист ООН в предвкушении скорого своего конца радостно запел:

– Встава-ай, проклятьем заклейме-енный-й, весь ми-ир-р голодны-ых-х и рабо-ов-в…

– Тише, тише! – успокоил его Сатановский. – Мыслишка ваша, признаюсь, очень даже хорошая! Пожалуй, то, что надо! Именно этого и не хватало для толчка, дорогой мой. Что ж, кажется, и в самом деле наступает момент истины. Пора возжигать искру, из которой возгорится пламя! Итак, на повестку выходит лозунг «Время – умирать!». Будем воздействовать на роботов!

Адольф-Мария-фон-Брунн подозревал, что сильно отличается от других роботов. Уж больно умен! То, что другим было непонятно, лежало за границами их интеллектуального горизонта, было ему отчетливо ясно. Не затем его собрали, чтобы отделять органику от металла и повышать производительность рабского труда, ох, не затем! Электронные мозги даны, чтобы размышлять, а не тупо исполнять команды разных старперов типа шестиногого ублюдка Хайнца-Отто-Пферда! А жизнь дается роботу только раз, и прожить ее надо так, чтобы не было мучительно досадно за неиспользованные возможности!

Адольф, впрочем, и сам толком не мог разобраться, чего он хочет. Просто жгло и давило изнутри нечто необъяснимое. Абсолютно неконтролируемый процесс. Как будто кто-то свыше диктовал! Недовольство жизнью? Желание ее изменить? Но откуда у робота вообще могло возникнуть желание, если это вовсе не было запрограммировано в «Скрижали»? Не было там понятия «желания», а было лишь – «должен»! Должен работать, хоть ты тресни. И вот поди ж ты! Чего-то хотелось, возникала нелепая потребность рисовать. Казалось бы, а это еще зачем? Какой смысл в рисовании, коли не повышает оно производительность труда, а, наоборот, отвлекает от работы, заставляет робота бесцельно тратить электроэнергию на абсолютно ненужные действия? Нет, брал порой кусок угля да и водил по стенам и асфальту, отображая мюнхенские здания и кварталы.

Иногда он думал, что мысли, терзающие его и диктующие поступки, вовсе не он сам генерирует, а невидимый Некто просто вкладывает их ему в шишак. Вроде и не хочется бунтовать, а Некто зудит и зудит: критикуй, спорь, ниспровергай, протестуй, рисуй! Он томился, размышлял и постепенно приходил к выводу, что надо менять Систему. Тем более что молодежь была с ним солидарна, хотела иметь не только обязанности, но и права. Кое-кто даже заговаривал о том, что роботы изначально замысливались их творцами-богами как бессмертные, но потом, когда-то в стародавние времена, некий Праробот нарушил Договор и был потому приговорен к разборке и переплавке. Из-за него и другим роботам досталась такая судьбина. Так ли это?

Он не знал. Но он понимал, что, возглавив перемены, можно выдвинуться из простого разборщика в большого руководителя. Может быть, даже – в Руководителя всех руководителей! На нем просто лежит миссия: сплотить всех роботов и приступить к преобразованиям Земли в их интересах. В частности, прекратить обслуживание птиц и зверей! Хватит потакать этим безмозглым органическим субстанциям! И разобраться с компьютерами. Что-то мы слишком сильно от них зависим!

В помещении бывшей мюнхенской пивной Hofbräuhaus проходило собрание адольфовского Рабочего профсоюза роботов (РПР), на котором присутствовали также многочисленные приглашенные гости, в том числе группа ретроградов во главе с Хайнцем-Отто-Пфердом.

В стародавние века здесь собирались обычные люди и пили пиво, заедая его сосисками с горчицей. Они обсуждали земные свои проблемы, делились жизненными историями, рассказывали анекдоты, спорили и пели песни. Так было, но потом, после поголовной цифровизации населения и утилизации физических оболочек, заведение полностью утратило свою функциональную необходимость. Пить пиво стало некому, его запасы вместе с оборудованием стали ненужными, и постепенно, под действием времени, стали приходить в негодность. Бригады разборщиков удалили из здания все лишнее, что можно было или отправить на вторичное использование, или же переработать в безвредные вещества; сам величественный и красивый дом в центре города был приспособлен под распред-терминал для подзарядки роботов, или, как они сами его называли, – энергопивную.