Ирина Лазаренко - Хмурь

– Девушка из длинного дома что-то знает, – говорю, сам себе удивляясь, – Лисица. Давайте её спросим. Она здесь? У неё цветные нити в волосах…

– Эт-та, штоль? – бодро доносится от домов.

К судбищу идут варки, трое. Стражники? Наверное, да, но доспехи на них другие. Они тащат длинный грязный мешок. В нём угадываются очертания чего-то изломанного, неживого.

– Удавилась в лесу, – равнодушно говорит стражник, когда мешок опускают наземь. Шепоток в толпе становится гулом, потом рассыпается на восклицания. – Прям в виду поселка удавилась. Мы вот приметили да сняли, чтоб марькой не стала, а то как начнет ходить-завывать промеж домов – такое нам надо?

Смотрю на мешок и почти вижу обвернутое им тело. Я откуда-то знаю, что мертвая Лисица – белая, что на её теле есть синяки и кровоподтеки. Знаю, что все три стражника ухмыляются, хотя их лица невозмутимы. Я шагаю к мешку, но один из варок преграждает мне дорогу. Поднимаю взгляд, щурясь от ледяного солнца, и вижу, что рот стражника беззвучно открывается. Потом понимаю, что у меня звенит в ушах.

«Они меня не выпустят».

Я даже не попытался задержать Лисицу утром, когда пришел Зануд. Я отправился шататься по поселку. И, пока я говорил с рыбалками…

– Странная история, – бросает танна, глядя на брата, – твоя стража, не моя.

Сивый склабится. Лисица мертва, и подозрения танны некому укрепить.

Мысли в моей голове – неповоротливые и тяжелые, как мельничий жернов, в ушах всё еще звенит, но я заставляю себя думать. Лисица знала о сиренах что-то, из-за чего её убили. И, наверное, не только о сиренах. Что тут вообще происходит, дележ танства между варками?

Если Лисица всё знала с самого начала, отчего Сивый не приказал убить её сразу? Считал не опасной или приберегал для других дел? Но потом что-то изменилось. Что? Как только я проговариваю про себя этот вопрос – тут же приходит ответ, и я зажмуриваюсь от его беспощадности.

Потом приехал хмурь.

Наше появление поломало планы Сивого, чем бы они ни были, ему пришлось всё менять на ходу. Лисица об этом догадалась или даже узнала наверняка, потому и пришла ко мне. Но я не дал себе труда её выслушать.

Гул голосов вокруг всё громче. В глазах танны – растерянность. Сивый кривит губы, а варки, принесшие мешок с телом Лисицы, незаметно отступают поближе к нему. Потом доносятся восклицания снаружи, и в круг возвращаются стражники, волочащие мужичонку обратно.

– Скажу, скажу, – задыхается он. Мужика отпускают, он валится на колени перед танной. Костлявые руки трясутся, словно вот-вот подломятся, сальные волосы метут по серой земле. Что там произошло, куда его водили?

– Какой была твоя задача? – громко спрашивает танна.

– Просто сказать, – зубы у него лязгают, – что Сивый со мной был. В таверне, в одном городке в соседнем танстве. В тот самый день…

Становится тихо-тихо.

– Это ложь? – ровным голосом спрашивает танна.

Мужик поднимает голову, встречает её взгляд. У него трясутся губы, но глаз он не отводит.

– Это правда. Мы весь день пили в таверне. Много людей из города нас видели. А здесь Сивого не было.

Тишина снова разрывается восклицаниями и криками.

– Малча-ать! – ревёт Зануд, и всё стихает.

Танна хмурит брови, и плотная кожа на её лбу собирается крупными складками.

– Отчего дознаватерь на тебя указал? – спрашивает она брата. – Вы сговорились? Где рыбалки, которые клялись, что ты был здесь? Кто клетку открыл, кто выпустил сирен? – Сивый не глядит на неё, буравит взглядом мужика, так и стоящего на коленях в серой пыли, и танна повторяет: – ты строишь козни, брат.

Оборачивается к Хрычу.

– Без тебя не разобрать. Говори ответ.

Хрыч сопит. Понимает, что мы слишком мало узнали, чтоб тревожить Хмурую сторону, но невозможно пойти на попятный, когда все взгляды устремлены на хмуря. Нужно попытаться сделать хоть что-нибудь.

Поэтому Хрыч неохотно лезет в котомку, достает коробку с Пёрышком. Протягивает мне малую фляжку, на один глоток – только зайти и спросить, только увидеть то, что мне будет позволено видеть. Меча из ножен не достает – он мне там не понадобится.

Рыбалки перешептываются – громко, придушенно. Танна сильнее морщит лоб, глядя, как я беру фляжку. Стражники таращатся на меня, и даже у Сивого округляются глаза. Один лишь Зануд не выглядит удивленным.

Делаю глоток, зажмуриваюсь. На Хмурую сторону меня не швыряет, а мягко вталкивает. И в первый миг мне кажется, что мир вокруг меняется не так уж сильно.

Танна, Зануд, Хрыч, Сивый, стражники. Мешок с телом Лисицы поодаль. Всё мглистое, как предутренняя серость, и трепещущее, как водоросли у побережья.

– Позволь мне узнать.

Передаю Хмурой стороне всё, что сумел выяснить и увидеть. Пустая клетка, подвешенная на каменном выступе. Мужичонка, стоящий на коленях в серой пыли. Сивый, кривящий губы. «Ты творишь козни, брат».

На ком кровь?

Мелькает череда мглистых силуэтов. Один бежит к призрачному морю. Это не варка – человек, женщина. Потом сирены выпрыгивают из воды к призрачным лодкам. Их тени на Хмурой стороне совсем не страшные, и кровь, бьющая из разорванных рыбалок – тоже нестрашная. Просто пятнышки мглы. Призрачные волны разбиваются о плоские прутья клетки, подвешенной к каменному выступу. Она ждёт новых сирен.

Под моими ногами расцветает бледно-зеленая тропа, пробегает вперед – к мешку с изломанным телом Лисицы. Замирает перед ним. Вот почему тропа такая тусклая – виновный уже мертв, Хмурой стороне некого разить моими руками.

Я закрываю глаза, перевожу дыхание. Я и сам подозревал, что клетку открыла Лисица, но… зачем ей было это делать?

– Позволь мне узнать больше.

Чувствую прикосновение к плечу. Хрыч торопит, знает, что время выходит. Сбрасываю его руку, жалея, что не могу сейчас уйти глубже. Ветерок плотнеет, начинает давить на горло. Хмурая сторона вторит Хрычу: хватит! Ты узнал, что хотел, уходи!

Я не могу уйти. Никто другой мне не расскажет о том, что действительно важно.

– Позволь узнать больше, – упрямо повторяю я, хотя говорить и дышать уже трудно. – Ты только показываешь, на чьих руках кровь. А я хочу знать, кто виноват в этом.

Миг, другой – ничего не происходит. Потом горло медленно разжимается, и я жадно, как в первый раз, вдыхаю воздух с запахом акации и тумана.

Бледно-зеленая тропа у мешка наливается цветом, растекается пятном, словно в задумчивости, а потом бежит. Прямо к ногам Сивого. Его крупный силуэт, окруженный стражниками, подрагивает, по Хмурой стороне к судбищу сползаются кочки.

Выдыхаю, готовясь сказать слова прощания и ожидая, что на горло мне снова начнет давить, но Хмурый мир теперь не торопится гнать меня. Я вижу, как зеленая тропа под ногами Сивого превращается в еще одно пятно, а потом бежит дальше. К танне.