Ирина Лазаренко - Хмурь

В глазах вспыхивает ярко-ярко, меня сбивает с ног, я чувствую, как нечто холодное проносится подо мной и надо мной, оно огромное, как море, и шершавое, как дракошкин язык. Я сдвинул что-то, чего двигать не положено. Когда я понимаю, что именно несётся мимо, у меня окончательно леденеют пальцы, а в ушах начинает звенеть, всё тоньше и громче.

Да, я захотел, чтобы мы с Птахой и Чародеем увидели, какими станут эти земли, но я не имел в виду, что мы должны их увидеть… настолько издалека !

Хорошо, что я не стою на земле, а то точно бы рухнул, и дрожащая ладонь Птахи – единственное, за что мне остается цепляться, когда шершавый дракошкин язык становится таким большим, больше всего мира, и несет нас куда-то, куда-то…

Вперёд.

Эпилог

Чародей быстро выяснил: нас унесло почти на триста лет и сильно восточнее. Именно это «восточнее» меня возмутило: я хотел видеть родной край, а не залесье, которое вообще никакой важности для нас не имело!

Впрочем, судя по слухам, которые доходят сюда из нашего родного края – нет, едва ли я бы хотел увидеть его теперешний. Чародей, скотина, оказался прав: люди и варки принялись воевать и не нашли мира между собой до сих пор – получается, что межусобицы, начавшиеся еще до моего рождения, по сей день не утихли. А вот в здешних краях почти не воюют, единственная война с соседним краем случилась сорок лет назад, мелкие стычки между наместничьями – не в счет. Так что на наш родной край отсюда смотрят как на умалишенный кусок земли, только по недоразумению приделанный ко всем остальным и, по счастью, отделенный от них огромным лесом.

Да, огромный лес – это Энтая, пусть теперь она именуется иначе. Она разрослась очень сильно, а деревяшки умудрились развиться до полноценных живых существ, которые теперь называются дриадами и совершенно всерьез паруются с мужчинами других рас. Когда я думаю об этом, мне попеременно хочется смеяться и блевать, потому об этом я стараюсь не думать. Тяга к знаниям в новых поколениях энтайцев явственно приглушилась, сменившись тягой безостановочно поучать других, как им жить правильно и как единиться с природой. Заунывные поучения из глубины лесов – на мой взгляд, неплохая замена изрезанным на куски людям в испытариях, потому я решил считать, что с Энтаей у меня всё получилось как надо.

Вот как получилось с творинами – я не сумел разобраться. Не то они – и есть те духи, что хранят теперь всякие места, от домов до озёр, не то они куда-то делись или, быть может, как энтайцы сумели влиться в живую природу, ну или перемерли. Во всяком случае, ничего похожего на творин здесь мы не видали никогда. Разве только гномы здесь встречаются в изобилии, но это не те уродцы, которые жили в моих родных лесах и горах, а просто малорослые люди, а Чародей говорит: «Это и есть настоящие гномы, дурья башка, а творины были ненастоящими».

Не знаю я и о том, что сталось с обителью, с моим верным Тенью и с придурочной колпичкой – её я так и не видел после своего пленения в Гнездовище. Жаль, что птица не последовала за мной в Загорье, её дурацкие выкрики хоть как-то облегчали тяжелые положения, в которые я попадал.

Зато нам удалось точно узнать про наших наставников: они таки объединились с загорскими и создали обитель воинов, она живет и причиняет справедливость до сих пор, да так размашисто, что известна и уважаема во всех землях нашего родного края. У неё ужасно дурацкое название – Орден Барсука – и я понятия не имею, почему оно именно такое.

Сила, которая поселилась во мне и Птахе, здесь называется магией. В этом крае её хорошо знают, умеют с ней обращаться и обучают ей в нарочно созданных для этого обителях каждого, у кого есть талант и стремление учиться. Чародей, когда оклемался, тут же потащил нас с Птахой в одну из таких обителей и даже сам умудрился стать в ней наставником. Когда к нему вернулись силы, он оказался не таким уж никчемным, как я думал, и поневоле мы привыкли прислушиваться к нему.

Птаха теперь учится лечить, как ей и хотелось. А я, оказывается, должен именоваться магом воздушного начала, довольно сильным, к тому же. Просто с ума сойти, сколько всего я смогу сделать лучше, когда выучусь! Уж я такой справедливости натворю – только держись!.. если только для этого не нужно будет очень уж много общаться с людьми.

Мы живем здесь почти год, но я пока не освоился хорошенько с этой новой силой-магией, потому всё еще рисую движения её, незримой, рисую так, как делал это прежде, так, как ощущаю их внутри себя. Мои картинки рассказывают, как можно управлять магией, в них я использую то, что узнал от наставников, но заглядываю еще немного глубже и дальше. Конечно, я никому мои не показываю. Слишком нахально было бы уверять, что я понимаю в магии больше наставников и всё в этом духе.

Серьезно, кому могут быть нужны эти картинки в мире, где так много магов, живущих здесь сотни лет и точно знающих, что к чему? Но это не важно. Я рисую не для них, я рисую, потому что привык рисовать, когда нужно упорядочить мысли.

Я бы сказал, что мы совершенно довольны жизнью, но мрачная складка на лбу Чародея намекает, что мы не всё еще поняли о мире, в котором оказались, и о себе. Чародей то и дело повторяет, что мы должны воздерживаться от новых перемещений, потому как нас может унести мрак пойми куда. Не знаю, почему он все время это долдонит, я с первого раза всё понял, мне самому вполне достало одного прыжка на триста лет вперед, больше не хочется. Очень даже непросто оказалось понять, что все твои знакомые люди и варки давно умерли, весь мир – давно уже не тот и живет по иным законам, среди которых теперь нужно освоиться, привыкнуть к другим людям и не людям, другому говору, еде, одежде, посуде, вере, отношениям с местными жителями и с их охранными духами. Я до сих пор не ко всему привык, вечно попадаю в дурацкие положения, вызывая веселье Птахи, и меня больше не тянет на такое! Но Чародей повторяет и повторяет: «Никаких больше новых перемещений, обещайте мне, больше никаких».

Подозреваю, у Чародея есть способность прозревать что-то в будущем, которой мы с Птахой лишены. Но на прямые вопросы он ни разу мне не ответил.

Я бы сказал, что просто Чародей – нервный идиот. Но там и сям в лавчонках и у бродячих торговцев мне встречаются карты с рисунками, очень похожими на те, которые делаю я, когда передаю пергаменту свои соображения о магических потоках.

Торговцы говорят, эти карты вместе с другими диковинами приносят из междумирий-запорталий, которые открылись восемьдесят лет назад.

Эта книга– участник литературной премии в области электронных и аудиокниг «Электронная буква– 2019». Если вам понравилось произведение, вы можете проголосовать за него на сайте LiveLib.ru http://bit.ly/325kr2W до 15 ноября 2019 года.