Михаил Игнатов (Ф) - Пустошь. Нулевой круг

— Это не твой дом, Марвит.

— Сарик! — старик повернулся к молча глазевшему подмастерью. — Выкини её отсюда!

— Марвит, да ты совсем сдал. Стал из ума выживать? Я восьмая звезда! Пусть только протянет свои ручонки, и я сломаю их

— Сарик, зови стражу!

— А сможешь пройти мимо меня, вечный подмастерье? — мама улыбалась, в комнате воцарилось молчание. Сарик, кстати, даже с места не двинулся.

— Что ты хочешь, воровка и убийца?

— Хочу, чтобы ты выслушал меня, узнал о сыне.

— И как ты меня заставишь? Пусть нет причины крикнуть стражу, да и ты стоишь на пути, но рискнёшь ли ты вламываться в дом? Воровка? — старик ухмыльнулся и скомандовал тем, кто стоял по его сторону прилавка. — Уходим!

— Не торопись, — подал я голос.

— Ты ещё кто? — старик только заметил меня, хотя Сарик то и дело косил взглядом в мой угол.

Впрочем, у него был повод, хоть он и не знал о нём. Я всё пытался оставить ему память о предательстве. Но не обычную свою печать ограничения силы. Что ему в Возвышении? Он вовсе не следует этому пути. Нет, я пытался создать кое-что другое. Но ничего не выходило. Либо я неверно определил свой дар по редким оговоркам Орикола. Либо, что более вероятно, мне ещё нужны годы, чтобы настолько отточить своё мастерство. Ладно, пусть живёт, как знает. Оставлю его Небу. Я перевёл взгляд на старика.

— Тот, кто непохож на тебя.

— Щенок! Весь наглостью в мать. Не лезь в дела старших. И больше уважения!

— К кому? Ты мне кто? Я и вижу тебя первый раз за восемь лет. Даже не помню тебя. Похоже, ты и раньше не баловал меня своим вниманием.

— Уважения к старшему, сопляк! Видно, что настоящий сын той, кто выросла на кучах отбросов.

— Старик, — я усмехнулся, — последние годы я слишком часто слышал это слово, придержи язык и слушай, что тебе говорят.

— Иди к дарсу, молокосос! Уходим!

Старик отвернулся от меня и шагнул ко внутренним дверям. Но меня это не устраивало. Разгон в два шага, прыжок, остановка и я перегородил им путь, встав в проёме, надёжно ухватившись руками за стены. Дед рванул меня за руку, затем с силой толкнул в грудь. Я улыбался и молчал. Старик дураком не был. Осунулся и на моих глаза словно постарел ещё лет на пять, окончательно дряхлея.

— Вот оно как... Чемпионы в городе. Сын воровки исполнил мечту тысяч.

— Знаешь, старик, ты уже достал, как мухи на разделке. Почему бы не вспомнить, что я всё же сын Римило, исполнивший его мечту? Где твоя гордость за свою кровь?

— Свою? — процедил старик, сверля меня взглядом выцветших глаз.

— Да эти бредни вы придумали, вы и верили! Больше никто! Никто мне ничего в упрёк поставить не может! Уж на что Варо разгильдяй и повеса, и то, никогда не был на вашей стороне! — внезапно сорвалась на крик мама.

— Мне это надоело, — я понял о чём говорила мама. — Давай закончим с ними.

— Хорошо.

Я смотрел, как мама разжала стиснутые кулаки и сделала несколько вздохов успокаиваясь. Наконец, она кивнула.

— Старик, повернись и выслушай, что скажет тебе жена твоего сына, — он молча стоял и продолжал глядеть на меня. Я представил, что передо мной снова стоит Кардо с ножом. И старик вздрогнул, отвёл взгляд. — Повернись!

Он медленно повернулся.

— Марвит, гордись сыном. Он выполнил мечту. Прорвался и стал десяткой. Он сделал больше. Он сделал то, что удаётся единицам, из тысяч, уезжающих в Первый. Сам, без чьей бы то помощи, создал средоточие и стал Воином. Воином в Нулевом круге. Тебе есть чем гордиться!

Выругался Сарик. Снова охнула Сирана. Я, вообще, заметил, что она живёт эмоциями, словно старается за всех находящихся в лавке. Я не вижу со спины, но не удивлюсь, если сейчас она широко распахнула глаза и приоткрыла рот. А вот старик и бабушка молчали. Только спина деда выпрямилась.

— Нам оставался месяц пути, когда Римило убил Монстра, напавшего на него. Но и сам был ранен. Я купила зелье Восстановления тела. Что бы ты ни кричал потом, что бы ни говорил или думал — знай. Я купила его при свидетелях и с целыми печатями мастера. Но подлость человеческая не знает границ и зелье оказалось поддельным. Римило умер у меня на руках.

Леги не выдержала и заплакала. Отошла от старика, придерживаемая за локоть Сираной, и села за прилавком, утирая слёзы расшитым рукавом, когда-то яркого платья. Старик же молчал и стоял на месте.

— Мы с твоим внуком и внучкой Лейлой, которой сейчас семь, остались одни. Но, что бы ты не болтал, твой внук тоже оказался велик. Оглянись, он в двенадцать — десятая звезда!

Старик не обернулся, лишь вздрогнула его спина. Да и видел он меня, всё уже понял, зачем ему? А вот Сарик глядел во все глаза, теребя шнуровку на вороте.

— Ты не спрашиваешь, но я скажу тебе. Все те, кто были замешаны в подлоге и убийстве твоего сына мертвы.

— Мне должно стать легче? — прохрипел старик.

— Должно, — жёстко ответила мама. — И странно, если это не так. Твой внук лично вонзил нож в их сердца на глазах всей деревни. Теперь мы уезжаем и ещё одна твоя мечта исполнится — ты больше никогда нас не увидишь.

— Что уж теперь до этого, — старик почти шептал, — если Римило нет.

— Не знаю, Мирит, не знаю. Ты не оправдал моих надежд. Это ведь не мои слова?

— Всё сказала? — старик сорвался на крик. — Уходи прочь!

— Нет, старик, — я засмеялся за его спиной. — Мы лишь поговорили с тобой, теперь я хочу увидеть своего дядю. Говорят он единственный, кто считал нас своей семьёй.

— Вам там нечего делать! — дед раскинул руки, загораживая путь маме.

— Он калека из-за вас! — подала голос Леги.

— Первый раз меня сравнивают с Небом, — я усмехнулся и шагнул в сторону, освобождая проём. — Мама.

— Стойте!

— Старик, не становись посмешищем. Лучше бы с таким жаром следил за нечистым на руку подмастерьем. Ты, старый мастер, упустил такую жирную крысу под носом, — мама откинула в сторону руку, обошла деда, насмехаясь, и начала подниматься наверх по лестнице.

Дядя был вылитой копией своей матери. Или, так мне было приятнее думать, Лейлы. Впрочем, об этом я скорее догадался по цвету волос и глаз. Уж очень плохо он выглядел. Худой, словно передо мной лежал повзрослевший Рикто, белый, как свежая побелка. В комнате стоял тяжёлый неприятный запах, смешанный с ароматом трав и настоев. Я должен был уже привыкнуть за время разговора, но в горле по-прежнему першило. Хотелось открыть окно. У окна плакала девушка, немногим старше меня. Мара. Сестра. И похожа на меня. Не лицом, конечно. Телосложение, пальцы, глаза один в один, разве что волос сильно темнее. Упрямый старик, нужно же было вбить себе в голову такие глупости.

— Поэтому уже завтра мы уезжаем.

— Как же так? — единственное, что, наверное, сохранилось прежнего от дяди, это голос. Сильный, красивый. — Старики вас что? Не пускали всё это время?