Ник Перумов - Гибель Богов [Трилогия] [litres]

Сам Тигран стоял, внешне ничуть не изменившись, лишь побелели костяшки на судорожно стиснутых кулаках.

– Мерлин! Старая Сова.

Это тоже неплохой Знак. По умению Сова равна Синему Орлу, однако далеко не такова же характером. Она молчалива и беспощадна, она мудра и дальновидна, но только по ночам. Она искушена в борьбе со Злом его же оружием – но не требуйте от неё любви или верной дружбы. Она будет оставаться с вами, лишь пока так желает.

– Стамп! Семь Роз…

На ступень ниже Двух Кобр, на две – Орла и Совы и на две выше Месяца. Знак благородства и красоты помыслов, Знак художественного дара и утонченности. Добрый Знак – перед носящим его легко раскроются любые двери.

– Трогвар!.. – наконец выкрикнул Главный Наставник и отчего-то сделал паузу, показавшуюся очень долгой.

«Вообще-то я, конечно, послабее Тиграна, – мелькнуло в голове брата Арьяты, – он у меня выигрывает три схватки из пяти, зачастую и две из трёх; правда, тому Наставнику, у которого Чёрный Ворон, он проигрывает шесть боев из десяти, а я – семь-восемь… Ну же! Конечно, должно быть не меньше Коршуна или равной ему Совы. Хорошо бы Морского Змея – это на ступень выше… Да что я! Мерлин последние месяцы с трудом брал у меня один бой из пяти, Фалдану я как-то проиграл два из четырёх, но это ж после бессонной ночи, когда до зари читал „Врата Холмов“.

– Крылатый Пёс! – раздалось наконец над двором, когда тишина стала уже совсем нестерпимой.

«Ого! Третий Знак в Иерархии!» – Трогвара захлестнула пьянящая радость. Жаль, конечно, что не Второй… но брат Арьяты тогда ещё плохо умел лгать самому себе. Тигран сильнее меня, честно признавал он. Пусть не очень, но всё же посильнее…

Юноши один за другим подходили к узкоглазым слугам. Ритуал нанесения Знака давным-давно был отработан до мельчайших деталей, придуманы остроумные и сложные механизмы, управляющие сотнями и сотнями тончайших, не толще человеческого волоса, иголок, что вводили в кожу десятки оттенков различных красок, сваренных по особым рецептам из редких горных трав и морских водорослей. Нанести сколь угодно сложный Знак из уже имевшихся не занимало у мастеров и минуты; другое дело, если бы потребовалось создать что-то совершенно новое…

Раскалённые иглы жестоко терзали плечо, боль ввинчивалась в виски Трогвара, и приходилось напрягать все силы, чтобы сохранить прежнее, радостно-беззаботное выражение лица, предписанное строгим обычаем. Многоцветье красок вкалывалось в кожу, и вот настал миг, когда маска была снята и Трогвар увидел на своём плече посредине багрового пятна Крылатого Пса, скалящего зубы в вечной ярости, уже расправляющего крылья, готового взлететь…

Обряд был завершён. Ворон, пролетавший в этот миг над двором крепости, увидел бы строгие ряды застывших учеников, небольшую группу Наставников в центре, а между ними и открытыми по этому случаю воротами выровнялся и вскинул в последнем приветствии руки строй тех, кто покидал сегодня Школу.

– Служите Владычице, отринув себя! – строго произнёс Главный Наставник; фраза эта была новой, раньше много-много лет подряд звучало «Служите Королю!»; имени никогда не называлось, тем самым ученики как бы шли служить самой идее Халланского королевства, а не определённому человеку, носившему в то время корону. Теперь всё изменилось… В том числе и фраза прощального обряда, и то, что там звучало слово «Владычица», ничего не меняло – у хозяйки Халлана не было собственного имени, её называли только так, и никак иначе.

– Служите Владычице, отринув себя!

– Пусть враги твои, Наставник, умрут без сыновей! – дружно грянули в ответ восемь здоровых глоток…

Потом было ещё празднество, песни и пляски, прощальные бои; по обычаю, получившие Знак не участвовали в них – едва приняв на тело свой отныне вечный символ, они давали нерушимую клятву не поднимать друг на друга даже тупого учебного оружия.

Школа шумела всю ночь, всю теплую осеннюю южную ночь, и затихла лишь к утру…

А едва отзвенел обеденный колокол, как все – и ученики, и наставники – вновь высыпали во двор. Там стояли восемь получивших вчера Знаки – уже в походной одежде, с котомками за плечами; а ещё каждый прошедший Школу уносил с собой любимый клинок.

Теперь уже не звучало ни прощальных слов, ни музыки – всё было сказано, спето и сыграно вчера. Молодые воины спали сколько хотели после весёлой прошедшей ночи, а поднявшись и приведя себя в порядок, собрались во дворе. Настало время уходить.

Молча, лишь склонив в прощальном поклоне головы, восемь юношей медленно прошли за ворота. Дружно остановились и оглянулись – и ворота тотчас захлопнулись за ними. Пора ученичества кончилась.

Ни один глаз не следил за ними из бойниц крепости, никто не вышел проводить их до поворота; напротив, за покинутыми ими стенами рога заиграли до боли знакомый сигнал к началу послеобеденных занятий.

Стараясь не смотреть друг на друга, юноши переминались с ноги на ногу, словно ожидая чего-то, хотя сами прекрасно знали, что вся Школа уже занялась повседневными делами и притворяется, будто ей больше нет никакого дела до вышедших из её стен. Конечно, в спальнях ещё долго не стихнут разговоры об этом дне, о полученных выпускниками Знаках – но дороги назад уже не было.

– Ну, что здесь стоять-то, пошли, что ли, а то все сапоги тут простоим, – решился нарушить тишину Грон.

И словно порвалась невидимая цепь, накрепко ещё привязывавшая Носящих Знак к заветным воротам; не сговариваясь, они разом повернулись спинами к крепостным стенам и зашагали по узкой полузаросшей дороге.

Шагали молча – слова казались сейчас неуместными. Так получилось, что никто из молодых воинов не был связан особо крепкими дружескими узами с остальными; и потому никто не дерзал нарушить тишину.

Так, в траурном молчании, точно на похоронах, они прошагали весь недлинный путь до крошечного приморского городка, откуда расходилось несколько торных дорог. Наступило время прощаться и им.

По обычаю, остановились на заветном перекрестке, где из года в год расставались прошедшие Школу молодые воины. Ветер поднимал едкую желтоватую пыль, она мешала говорить, и от неё – ясно дело! – очень сильно слезились глаза…

– Кто куда, братья? – медленно проговорил Стамп. Он, похоже, тяжелее всех переживал расставание со Школой и сотоварищами. Друзей у него не было, однако он приятельствовал, считай, со всеми – умение, которым из всех восьми отличался лишь он один.

– Домой, конечно же, – застенчиво улыбнулся Фалдан. – Мама, отец, сестры заждались…

– И я, и я тоже, – перебивая друг друга, выпалили Мерлин и Таран.

– А я погуляю по белу свету, – беззаботно махнул рукой Стамп. – Рано мне под материнский подол…