Тамара Квитко - Улыбка [litres]

– Да. Я тебе дам знать.

И они ещё долго болтали про всё на свете. Им было хорошо вместе. Они пока не осознавали причину взаимной радости общения, столь явную для опытного глаза, но что-то в каждом уже начинало светиться, звенеть, вибрировать, предрекая великое счастье взаимной любви.

У Смакова две недели назад умерла тёща. Лира ходила с красными глазами и припухшими веками. Ввиду последних событий Смаков как-то не сумел вызвать профессора Наева для осмотра тёщи, да и не особо верил в серьёзность её болезни.

Вскрытие показало замедленный распад клеток вследствие какого-то отравления, возможно, от употребления лекарственных средств. Лира качала головой, бормоча что-то невнятное, из чего Виктор Арнольдович всё же понял, что её мать относилась к лекарствам с большой долей предубеждения и вряд ли их аккуратно принимала, если вовсе не выбрасывала их в унитаз. Но её наблюдения в расчёт не приняли. Каждый своим занят. Правда, молоденький мальчик, возможно, подрабатывающий студент, занёс в компьютер строчку: со слов дочери, лекарства принимала нерегулярно. Это так. На всякий случай для статистики.

Настроение у Смакова было самое что ни на есть отвратительное. Три дня он взял на похороны тёщи, а потом сразу и больничный, так как у него не переставая болела голова, а также временами наваливались приступы икоты, при которых он становился совсем плох. Чего он только не предпринимал. Пил воду мелкими глотками, задерживал дыхание, пробовал, по совету жены, принимать каждые пять минут по столовой ложке коньяку и даже вставал на голову. «Вот тебе и медицина, ёлки-палки, от такой простой вещи не может избавить, чего там можно ждать?» – в сердцах выговаривал он Лире между приступами икоты.

Лира пошушукалась с соседкой, живущей недалеко от их дома. Та пришла, пошептала, повесила ключ на бежевом шнурке таким образом, чтобы он оказался на спине промеж лопаток, и странное дело – как рукой сняло. Вишь как всё просто оказалось.

Часы с мягким свистящим шипением пробили три, а Виктор Арнольдович всё ещё сидел в кресле напротив камина, уставившись в кучку пепла от догоревших брикетов. Чарли лежал у ног хозяина, довольный своей близостью к нему, время от времени вздрагивая и издавая скулящие звуки, подтверждающие не только собачью любовь и преданность, но и готовность повиноваться любой команде.

Смаков ощущал усталость, но у него не было сил подняться наверх, в спальню. Может быть, ему просто не хотелось разбудить чутко спавшую жену да застать Марка за компьютером и делать тому очередное нравоучение? Что толку? Всё равно не послушается. Он один из многих страдающих компьютерной зависимостью, и бороться с этим бесполезно. Ну что ж, это лучше, чем алкоголь, наркотики, смертельные гонки, бесконечные стимуляторы. вызывающие впоследствии нервно-психические заболевания, число которых растёт с невероятной быстротой. Вот и на него напасть – икота есть не что иное, как последствие стресса и недостаток в его жизни позитива, вернее, его позитивного взгляда на происходящее, что опять-таки кроется в обменных процессах и сбое гормонального фона. Об этом говорил ему профессор Наев. И все искусственные средства, дающие человеку радость, оказываются малоэффективными.

Виктор Арнольдович для того, чтобы отвлечься от дурных мыслей, постарался вспомнить, когда он был по-настоящему счастлив. Разве что когда Лира дала согласие стать его женой. Как он тогда волновался.

Они встретились совершенно случайно. Он, уставший от напряжённых занятий, поехал за город, чтобы побыть одному, подышать свежим лесным воздухом и таким образом восстановить силы. Это было словно вчера. Так отчётливо он всё помнит.

Уставший, но довольный от прогулки, он зашёл в кафе перехватить что-нибудь и сразу обратил внимание на девушку, оживлённо разговаривающую с молодым парнем. Сев напротив, он стал исподволь наблюдать за нею, стараясь угадать, о чём они говорили. Молодой человек что-то сказал, девушка вспыхнула, и краска негодования залила её бледное до этого лицо. Она даже поднялась со стула, видимо, намереваясь уйти. Парень тоже вскочил и снова, уже громко, так что Смаков мог слышать, выкрикнул: «Вот и оставайся одна! Мне надоели твои глупые, бесконечные сцены ревности. Между нами всё кончено! Я не собираюсь свою жизнь превращать в ежедневные оправдания! Прощай!» – и в буквальном смысле этого слова вылетел на улицу. Он настолько быстро исчез, что Смаков, размешивающий сахар, поднял глаза – а того уже и след простыл. Девушка рванулась было за ним, но увидев в окно, как он быстро бежит, снова опустилась на место, достала из сумочки очки от солнца и надела их на свой красный носик.

Смаков видел стекающие по щекам слёзы, которые девушка промокала салфеткой. В кафе никого больше не было. Девушка явно стеснялась своей слабости и своих слёз. Смакову очень хотелось как-то успокоить её, но он не решался с ней заговорить.

Минут через двадцать девушка стала приходить в себя. Она заказала чашечку кофе. Смаков последовал её примеру. Так сидели они в тишине, отпивая маленькими глоточками кофе. И эта тишина странным образом начала объединять их, протягивая между ними невидимые нити чего-то единого, общего, судьбоносного.

Из кафе они вышли вместе. У Смакова сильно колотилось сердце, а когда они случайно коснулись пальцами рук друг друга, по его телу пробежала волна – сладостная и призывная.

Роман с Лирой развивался бурно и стремительно. Их непреодолимо влекло друг к другу. И уже недели через две Виктор пригласил свою будущую жену к себе, после того как они посетили один из самых дорогих ресторанов. Виктор Арнольдович в то время жил с родителями. Они как нельзя более кстати уехали отдыхать. Ни в ресторане, ни дома у Виктора они не пили ни грамма спиртного. Оба хорошо понимали, чем закончится этот вечер. Они хотели любить друг друга и даже больше – оба хотели зачать новое существо. Виктор сделал Лире предложение, и она дала согласие, полностью доверившись ему. У неё не было и тени сомнения: Виктор женится на ней.

Смаков заново переживал тот необыкновенный, счастливый вечер. У него и у неё это было впервые. Лира попросила выключить свет. У Виктора дрожали руки, дыхание перехватывало. Он боялся и желал одновременно. Положив руки ей на плечи, Виктор едва прикоснулся к уголкам её губ и замер от блаженной истомы. Голова плохо соображала. В действие вступил инстинкт. Он начал медленно снимать с неё наряд. Странно: раздевая, он не видел её обнажающегося тела. Предметы плыли, растворяясь в темноте. Собственно говоря, в комнате царил полумрак, и в обычном состоянии всё хорошо можно было бы видеть, а для него словно всё вокруг исчезло, исчезло разом, и ему казалось, что так и должно быть. Он даже плохо соображал, где находится. Как в медленном, завораживающем танце, они двигались к постели и так же медленно опустились, прижались и, почти не дыша, застыли. Он с упоением целовал её лицо, шею, живот, застыл у причинного места. Она притянула его к себе, и они слились в неотрывном поцелуе. Это неповторимое счастье навсегда осталось в нём, как первый детский поцелуй.