Тесса Греттон - Королевы Иннис Лира [litres]

Корни поднимались от земли, растягивались, тянулись к Коннли. Тени зевнули, а ветер сказал: « С нами ».

Позади них лошади шарахнулись от дрожащей земли. Глина расступилась, корни пошли петлей вверх, схватив герцога за шею и кисти, талию, ноги и бедра. Они потянули его вниз, в землю.

Риган внутренне закричала, обращаясь к первым звездам, просачивающимся сквозь сумерки.

Коннли исчез, скрытый боярышником.

– Мне очень жаль, – сказал Бан, глядя туда, где только что был герцог, желая посмотреть еще раз на удивительный цвет глаз Коннли или поразиться амбициозному изгибу его рта. Риган вздрогнула и начала падать, но Бан поймал ее.

– Это я виноват, – сказал он, вспомнив о своей трусости прошлой ночью, когда сбежал из крепости.

Леди упала прямо на него.

Кровь стучала в ушах Бана. Он оказался в ее власти, Риган, которая только что потеряла своего мужа.

– Нет, – произнесла Риган, откидываясь назад. В этой новорожденной тьме она напоминала жуткую тень дерева, призрак. Ее кристальные глаза посмотрели на неглубокую могилу Коннли. – Это вина наших отцов.

Правда остановила его дыхание снова.

Бан мог заставить обоих отцов платить. Как будто все кругом шептало и призывало его к этому, с каждым дуновением ветерка в его ухо, с тех пор, как утром взошло солнце. Или даже дольше. С того времени, когда он вернулся домой из Аремории, с тех пор как влюбился в звезду, с тех пор как он родился.

Прежде чем Бан Эрригал задумался, он вытащил орех из куртки, бросил его на землю и раздавил каблуком.

Король не хотел покидать луг.

Элия призывала вернуться в Хартфар до темноты, но Лир упрямо ложился спиной на землю или притворялся спящим, или просто игнорировал ее. Его глаза медленно поднимались все выше и выше, всегда к бледно-голубому небу, ожидающему отсутствующие звезды.

Наконец Элия попросила Аифу вернуться в Хартфар до ужина – собрать одеяла и все остальное, что могло понадобиться ей и отцу, если им придется заночевать под звездами. Девушка начала протестовать, но Элия грустно улыбнулась и пообещала – деревья и ветер предупредят ее об опасности. Будет ясная ночь, и они справятся до ее возвращения.

Аифа убежала, и Элия снова села рядом с королем. Она сказала:

– Моя Аифа вернется с одеялами, вином и хлебом, и мы с тобой свернемся калачиком, чтобы посмотреть, как рождаются звезды. Как это звучит, отец?

Лир удовлетворенно вздохнул, откинулся на траву и заснул.

Переполненная любовью, страхом, тоской – и гневом – Элия взяла его руку и сжала в своей. Он был почти уничтожен, измучен безумием и чувством вины. Она не должна сердиться. У нее не было такой роскоши, хотя на мгновение девушке захотелось разозлиться и возненавидеть отца, как это сделал Бан.

Элия в итоге просто закрыла глаза и прошептала ясеню: « Я слушаю ».

– И мы тоже , – ответил ясень, слегка дрожа, так, что три овальных листа слетели вниз, чтобы поцеловать бурлящий ручей рядом с ними.

Элия вспомнила еще один ясень в сердце сада ее матери, в Дондубхане. Это было святилище королевы в суровые зимы Крайнего Севера. Вишневые деревья расцвели розовым цветом, а можжевельник всегда был зеленым, с крошечными бледно-голубыми осенними ягодами, но ясень уже склонился над любимой скамейкой королевы. Утром, когда Далат умерла, первые черные почки выглядывали из бледных ветвей, а позже превратились в темно-фиолетовые цветы. Розы обнимали стены, бесплодные лианы цеплялись за огромные серые камни. Элия, которой было всего восемь лет, сбежала от сестер в сад к лианам. Она схватила одну из них, сжала стебель с шипами, пока они не впились в кожу. Боль отвлекла Элию от ее мучений, от ее горя.

Холодный ветер мягко пронесся сквозь вечнозеленые пальцы можжевельника, печально вздыхая, отражая ее собственное приглушенное дыхание.

«Элия, Элия, Элия» , – казалось, шептал ветер.

Ее лицо сморщилось. Она испустила вопль, тонкий, как писк котенка, и закрыла глаза. В то утро она чувствовала только одно: как немного отпускает боль через крики и уколы на ладони. Растает ли боль вместе с ее кровью?

– Элия, – произнес кто-то.

Это был голос не дерева и не ветра, а женщины. Элия отпустила лозу, но шипы вонзились в ее плоть, и девочка замерла.

Кто-то говорил на языке деревьев. Элия могла разобрать лишь два слова – Роза и Ты . Она не двигалась, а только посмотрела в сторону.

Там стоял мальчик, а не женщина, которая говорила до этого. Он был ее роста, с румяными щеками и густыми черными волосами, спутанными, как у дикого зверя. Его глаза были темно-серыми и с зелеными крапинками. Мальчик повторил.

– Я не понимаю, – сказала Элия со слезами на глазах. – Моя сестра учит меня только тем словам, которые хотела услышать моя мать.

Позади них обоих снова заговорила женщина:

– Он сказал, розы не хотят отпускать тебя.

Элия поперхнулась от крика, кивая и трясясь:

– Моя мать мертва.

Слова сами по себе стали океаном горя в ее груди, и поэтому Элии долго было тяжело дышать.

– Я знаю, – сказала женщина. Она подошла к Элии и прикоснулась к худым плечам принцессы. Это была Брона, подруга королевы и ведьма Белого леса.

– Это мой сын, Бан. Ты его помнишь?

Элия не думала, что встречала мальчика раньше, и она с любопытством еще раз взглянула на него. Он не улыбался и не хмурился, а только изучал девочку большими мутными глазами.

– Я попрошу их отпустить тебя, – сказал он наконец, затем прошептал что-то розам.

Роза вздрогнула и вздохнула. Ветер дразнил облако волос Элии, не касаясь ни Бана, ни его матери.

С дрожью шипы отпустили плоть Элии. Она отняла свою руку, и Бан схватил девочку за кисть маленькой, сухой рукой. Прежде чем она успела заговорить, он коснулся пятен крови на ладони и нарисовал три метки на коже.

– Спасибо, – сказал он, а затем, – спасибо на языке деревьев.

– Спасибо, – повторила Элия.

Бан дернул ее за руку, а затем прижал ладонь к коре вишневого дерева. «Элия Лир», – прошептал он.

Звук распахнувшейся двери в спальню Элии отозвался эхом в пустом саду, и отец девочки, король, назвал ее по имени.

– Твоя мать любила тебя, – сказала Брона Элии. Та попятилась, качая головой. Слишком много было внутри нее безымянных ветров и течений, все еще поднимающихся и растущих, выталкивающих и подавляющих ее сердце.

Мальчик Бан исчез в разбросанной траве и опавших листьях. Брона грустно улыбнулась Элии, потом наклонилась, чтобы что-то выбрать среди корней вишневого дерева. Она засунула это в свои юбки и тоже ушла.

Элия повернулась к отцу. Он шагнул к ней, в длинной ночной рубашке и в спешке накинутом длинном синем пальто. Его ноги были голыми. Он взял ее под руки и крепко обнял.