Кристина Кашор - Огненная

Запомнить чертежи дворца Файер оказалось сложнее, чем обычным людям, потому что она никак не могла заставить себя думать о дворце как о плоской нарисованной карте. Для нее он всегда был объемным и кружился в голове, полный разумов, бродящих по коридорам, минующих желоба, по которым спускали белье в прачечную, поднимающихся по лестницам, которых Файер не чувствовала, но должна была теперь запомнить с нарисованной карты. Теперь ей мало было знать, что Уэлкли находится на втором этаже восточного крыла дворца. Где именно он находится? Что это за комната, сколько в ней дверей и окон? Какое от нее расстояние до ближайшей комнатки прислуги, до лестницы? А те, кого она ощущала поблизости от Уэлкли, – они рядом с ним в комнате, или в коридоре, или в соседнем помещении? Если Файер придется мысленно указывать Уэлкли, куда идти, чтобы очень быстро и незаметно попасть прямо к ней в покои, сможет она это сделать? Сможет ли одновременно держать в голове восемь этажей, сотни переходов, тысячи комнат, дверей, окон, балконов и весь бурлящий разумами дворец?

Ответ был прост: нет, не сможет. Но придется выучить все как можно тщательнее, потому что от этого зависит успех покушений, запланированных на ночь торжества. В своих покоях, на конюшнях с Малышом, на крышах вместе со стражами – Файер зубрила чертежи везде, всегда, постоянно, целыми днями и иногда позволяла себе испытывать гордость за то, как продвинулась по сравнению с первыми днями при дворе. Больше она уж точно никогда не заблудится в этих коридорах.

Успех плана ощутимо зависел от того, удастся ли Файер тайком заманить Гентиана, Гуннера и Маргду, вместе или по отдельности, в какой-нибудь укромный уголок дворца. Обязательный пункт, потому что запасные планы все до одного неудобны и требуют слишком много воинов и насилия и тогда уже практически невозможно будет удержать все в тайне.

Оставшись с ними наедине, Файер вытянет из каждого все, что получится. Тем временем Бриган найдет способ приблизиться незамеченным, чтобы убедиться, что после допроса Файер останется жива, а остальные трое погибнут. И потом нужно будет скрывать все произошедшее как можно дольше. Это тоже будет обязанностью Файер: придется выискивать во дворце тех, кому что-либо покажется подозрительным, и устраивать так, чтобы их тихо схватили, пока они не вздумали болтать. Потому что никому – никому! – по ту сторону короны нельзя знать, как обстоят дела и что известно Файер. Сведения останутся ценными лишь до тех пор, пока никто не заподозрит, что произошла утечка.

Той же ночью Бриган отправится в Половодный форт. Как только он доберется, разразится война.

В день торжества Тэсс, не переставая восхищенно бормотать, помогла Файер нарядиться в заранее приготовленное платье, застегнуть крючки, распрямить и разгладить все, что и так уже было прямо и гладко. Потом целая команда парикмахеров довела Файер до безумия, что-то долго заплетая и дергая, то и дело отвлекаясь на восторги от вида красных, оранжевых и золотых локонов, разбавленных изредка розовым, их невероятной мягкости и сияния. Впервые в жизни Файер пыталась что-то улучшить в своей внешности. Процесс очень быстро превратился в пытку.

Тем не менее, когда все наконец закончилось, парикмахеры исчезли и Тэсс почти силой дотащила ее до зеркала. Файер взглянула на себя и поняла, что усилия потрачены не зря. Мерцающее платье глубокого пурпурного цвета, простое по фасону, но сшитое так ладно, облегающее и отлично сидящее, заставило ее почувствовать себя чуть ли не обнаженной. И еще волосы. Трудно было точно понять, что именно с ними сделали: кое-где вились тонкие, словно нить, косички, свернутые кольцами вокруг и продетые через густые локоны, ниспадавшие по плечам и спине, но в итоге получилось ухоженное буйство, восхитительно гармонировавшее с лицом, телом и платьем. Она обернулась, чтобы проверить эффект на стражах; с нею были все двадцать, потому что у каждого в предстоящем деле была своя роль, и все ждали приказаний. Двадцать ртов раскрылись в изумлении – не выдержали даже Мила, Муза и Нил. Файер коснулась их разумов, сначала обрадовавшись, а потом рассердившись, потому что они были распахнуты, словно стеклянные крыши июльским днем.

– Возьмите себя в руки, – отрезала она. – Это все лишь маскировка, помните? Ничего не получится, если те, кто должен мне помогать, не сумеют ее игнорировать.

– Все получится. – Тэсс подала Файер два ножа в чехлах, которые крепились на лодыжки. – Ты добьешься всего, что пожелаешь, от кого угодно. Этим вечером король Нэш подарит тебе Крылатую реку, если попросишь. Великие Деллы, девочка, да сам принц Бриган отдаст свою лучшую боевую лошадь.

Без тени улыбки Файер закрепила на каждой лодыжке по ножу. Бриган не сможет ей ничего отдать, если не вернется ко двору, а этого он – за два часа до бала! – еще не сделал.

Одной из стратегических точек плана была отведенная для королевской семьи анфилада комнат на четвертом этаже с балконом, выходящим на большой центральный двор. Файер в сопровождении трех охранников стояла теперь на балконе, занятая тем, что отвращала от себя мысли сотен людей, собравшихся внизу.

Она никогда прежде не видела танцев, не говоря уже о королевском бале. Весь двор сиял золотым светом тысяч и тысяч свечей: место для танцев огораживали целые стены свечей, отделенных балюстрадами, чтобы дамы не подпалили платья; свечи в огромных лампах свисали с потолка на серебряных цепях; на перилах каждого балкона, включая тот, где стояла она, тоже таяли свечи. Мерцающий свет заливал толпу, волшебно преображая людей в платьях и костюмах, играя на украшениях и серебряных кубках, из которых они пили. Небо темнело. Музыканты настроили инструменты и принялись играть, вплетаясь и пересиливая звон смеха. Начались танцы, и зрелище полностью превратилось в идиллическую картинку зимнего праздника.

Насколько разительно внешнее может отличаться от внутреннего! Если бы Файер не нужно было так напряженно концентрироваться и если бы ей не было так невесело на душе, она, наверное, рассмеялась бы. Ибо она ощущала, что стоит над миниатюрной моделью самого королевства, над сетью разряженных предателей, шпионов и союзников, представителей каждой из сторон, и все они расчетливо наблюдают друг за другом, стараются подслушать чужие разговоры, хищно вглядываются в каждого входящего и выходящего. Все начиналось с лорда Гентиана и его сына, на которых было сосредоточено внимание всего зала, хоть они и стояли с краю. Гуннер, среднего роста и невзрачный, еще мог кое-как затеряться, но Гентиан был высок, имел белоснежные седые волосы и репутацию заклятого врага трона – у него не было ни одного шанса не привлекать внимания. Вокруг него стояли пятеро сопровождающих – все они выглядели как злобные псы, которых кое-как втиснули в парадные одежды. С мечами на бал являться было не принято, поэтому оружие виднелось только у дворцовых стражников, расставленных у входов. Но Файер знала, что у Гентиана, Гуннера и их из рук вон плохо замаскированных воинов были ножи. А еще чувствовала, что все они скованы недоверием. Гентиан то и дело нервно дергал воротник. Они с сыном резко оборачивались на каждый шорох, а улыбки на их лицах были насквозь фальшивые и застывшие едва не до маниакальности. Ей подумалось, что Гентиан выглядит приятным человеком, он изящно одет и благороден на вид – если, конечно, не слушать, как вопят его нервы. Гентиан сожалел о том, что́ привело его сюда.