Кристина Кашор - Огненная

– Леди Файер, – сказал он.

«Ваше величество. Со всем уважением я молю вас, уйдите».

– Конечно, миледи, если вы так хотите, – сказал он мягко. – Но сперва я обещал передать вам около сотни посланий с северного фронта и из города – от моей матери, вашей бабушки, Ханны, Брокера и Милы, это только для начала.

Файер представила себе послание Брокера: «Я виню тебя в смерти моего сына». Послание Тэсс: «Ты по глупости испортила свои прекрасные руки, так ведь, миледи, внучка?» Послание от Ханны: «Ты бросила меня здесь одну».

«Хорошо, – послала она мысль Нэшу. – Передавайте мне послания, если так нужно».

– Ну, – немного растерянно начал Нэш, – они посылают свою любовь, конечно. И свою горькую скорбь по Арчеру, и облегчение, что вы живы. И Ханна особо просила передать, что Пятныш выздоравливает. Миледи… – Король прервался. – Файер, – поправился он. – Почему ты согласна разговаривать с моей сестрой и братьями, но не со мной?

Она огрызнулась: «Если Бриган сказал, что мы разговаривали, он лицемерил».

Нэш помолчал.

– Он так не говорил. Видимо, я его неправильно понял. Но ты ведь говорила с Кларой и Гараном.

«Клара и Гаран не воины. Они не умрут», – подумала она для него, но, подумав, тут же поняла, что это не причина. Ведь Гаран может умереть от болезни, а Клара – родами, Тэсс – от старости, Брокер и Роэн – если на них нападут во время путешествия, а Ханна может упасть с лошади.

– Файер…

«Пожалуйста, Нэш, пожалуйста. Не заставляй меня думать о причинах, просто оставь в покое. Прошу!»

Это его обидело. Он повернулся, чтобы уйти, но потом остановился и обернулся снова:

– Еще кое-что. Твоя лошадь на конюшне.

Файер в недоумении бросила взгляд на скалы, где серая лошадь топтала копытами снег. Она послала свое замешательство Нэшу.

– Разве ты не говорила Бригану, чтобы он прислал твою лошадь? – спросил он.

Файер повернулась кругом на месте и впервые взглянула прямо на него. Статный и бравый, на губе – новый тоненький шрам, плащ скрывает кольчугу и кожаные доспехи.

– Ты ведь не про Малыша говоришь? – спросила она.

– А, точно, – ответил он, – Малыш. В общем, Бриган подумал, что он тебе нужен. Он внизу.

Файер бросилась бежать.

Она так много плакала с тех пор, как нашла тело Арчера, плакала из-за ничтожнейшей мелочи, и всегда слезы беззвучно катились по ее лицу. Но, увидев, как Малыш, спокойный, тихий, с его вечно лезущей в глаза челкой, прижался к перекладине стойла, чтобы дотянуться до нее, Файер заплакала совсем по-другому. Казалось, она вот-вот задохнется от силы рыданий, скрутивших ее, или что-то внутри нее разорвется.

Муза, встревожившись, вошла в стойло следом за ней и гладила по спине, пока она прижималась к шее Малыша, пытаясь отдышаться. Нил подавал платки. Толку не было. Она никак не могла перестать плакать.

«Это моя вина, – снова и снова повторяла она Малышу. – Ох, Малыш, это все я виновата. Я должна была умереть, а не Арчер. Арчер не должен был умирать».

Через очень долгое время Файер доплакалась до того, что поняла: это не ее вина. И тогда поплакала еще немного – просто от горя, потому что Арчера больше нет.

Она проснулась не от кошмара и, проснувшись, ощутила, что укутана в теплое одеяло и лежит, прижавшись к теплой, мерно дышащей спине Малыша.

За дверцей стойла кто-то тихо разговаривал с Музой и другими стражниками. Этим кем-то был король.

Паника уже прошла, ее место заняла странная умиротворяющая пустота. Файер приподнялась и провела рукой по прекрасному округлому боку коня и по тем местам, где шерсть росла неровно из-за шрамов, оставленных хищными птицами. Сознание Малыша дремало, сено у его морды шевелилось от дыхания. В свете факелов конь казался темной глыбой. Он был совершенен.

Она коснулась сознания Нэша. Тот подошел к двери стойла и оперся на нее, глядя на Файер. Нерешительность и любовь явно читались и на его лице, и в чувствах.

– Ты улыбаешься, – сказал он.

Естественно, ответом на это были слезы. Разозлившись на себя, Файер попыталась их остановить, но они все равно просочились.

– Прости, – сказала она.

Он вошел в стойло и присел на корточки между головой и грудью Малыша. Погладил шею Малыша, рассматривая Файер.

– Я так понимаю, ты в последнее время немало плачешь, – сказал он.

– Да, – призналась она.

– Наверное, устала от этого.

– Да.

– А как руки? Очень болят?

В этом тихом допросе было что-то успокаивающее.

– Не так сильно, как раньше.

Нэш серьезно кивнул и продолжил гладить шею Малыша. Одет он был все так же, только теперь держал шлем под рукой. Почти все ее друзья старше нее; даже Бриган, самый младший из братьев, старше на пять лет. Но едва ли эта разница в возрасте заставляла ее чувствовать себя младенцем среди взрослых.

– Почему ты все еще здесь? – спросила она. – Разве ты не должен уже вдохновлять людей на подвиги в какой-нибудь пещере?

– Должен, – сказал он, слегка поддерживая ее ироничный тон. – И я как раз пришел сюда за лошадью, чтобы ехать в лагерь. Но вместо этого разговариваю с тобой.

Файер провела рукой по длинному тонкому шраму на спине Малыша. Она подумала о своей недавно появившейся склонности легче находить общий язык с лошадьми и умирающими незнакомцами, чем с людьми, которых она думала, что любит.

– Неразумно любить людей, которые должны умереть, – сказала она.

Нэш подумал об этом мгновение, гладя Малыша по шее с королевской неспешностью, как будто от этого осторожного, плавного движения зависела судьба Делл.

– У меня на это есть два ответа, – сказал он в конце концов. – Первый: все умрут. Второй: любовь глупа. Она не имеет никакого отношения к разумности. Ты любишь того, кого любишь. Я вот, вопреки всякой разумности, любил своего отца. – Он пристально посмотрел на нее. – А ты своего любила?

– Да, – прошептала она.

Он погладил Малыша по носу.

– Я люблю тебя, хоть и знаю, что ты никогда меня не примешь. И люблю своего брата, даже больше, чем думал до того, как появилась ты. Ты не можешь выбирать, кого любить, леди Файер. И не можешь знать, на что это чувство способно тебя сподвигнуть.

Внезапно Файер ясно увидела связь. От удивления она чуть отклонилась назад и внимательно изучила его лицо сквозь мягкую игру света и тени. И увидела его по-новому, как никогда не видела раньше.

– Ты пришел ко мне учиться ограждать разум, – сказала она, – и прекратил просить выйти за тебя замуж, это было в одно время. Ты сделал это из любви к брату.

– Ну, – сказал он, немного смущенно глядя в пол, – еще я пару раз ему врезал, но это не так важно.

– Ты умеешь любить, – просто сказала она, потому что ей показалось, что это правда. – А я – не очень. Я как зверь с иголками, отталкиваю всех, кого люблю.