Антон Демченко - Боярич: Боярич. Учитель. Гранд [сборник litres]

– Просто создать… «якорь»… ну да… просто… – медленно повторил я, недоуменно глядя на Скуратова. Тот пожал плечами. Я вздохнул. – Кхм, а поподробнее можно? Для идиотов.

– Ла-адно, – словно нехотя протянул дед и пустился в объяснения. – «Якорь» – это объект, эфирные возмущения которого ты должен повторить. Зачем? Очень просто: один из так называемых «пределов Эфира» гласит, что идентичные возмущения Эфира не могут существовать в одном пространстве в один и тот же отрезок времени. Это не абсолютная истина, для сверхмалых величин такие совпадения возможны, но краткосрочны, и время их совпадения растет обратно пропорционально объемам, в которых наблюдаются эти самые совпадающие возмущения. Конечно, на возможность существования двух идентичных возмущений влияет и расстояние между формирующими их предметами или действиями, но тут уже речь идет о космических величинах. Впрочем, я отклонился, эти сведения для тебя пока бесполезны… Хотя учти, что чем больше расстояние между тобой и «якорем», тем больше сил нужно будет приложить для удержания канала… М-да, канал… Ввиду действия указанного мною предела создаваемые тобой эфирные возмущения… хм, упрощенно говоря, совместятся с возмущениями «якоря», создав своеобразный пространственный коридор, удерживать который ты сможешь до тех пор, пока в силах подпитывать созданные возмущения. Понятно?

Звучит действительно довольно просто. Если не задумываться о том, как именно реализуется эта… телепортация… а задумываться я не буду. Не буду! Мне моя крыша дорога как память.

– А как быть с риском отрыть окно прямо в «якоре»? – поинтересовался я. – И вообще это что… все?!

– А тебе нужны километры формул? – насмешливо поинтересовался дед. – Нет, в принципе я могу их написать, но учти, что их больше двух сотен, и каждая из них описывает процесс максимум для двадцати шести частных случаев. Оно тебе надо?

– Издеваешься? – хмыкнул я и, смерив старика взглядом, констатировал: – Издеваешься. Ладно. Попробую обойтись без формул.

– Вперед, – Скуратов взял в руки кружку с остывшим чаем и одним неуловимым движением переместил ее на полку над очагом. – Возьми ее.

У меня получилось… не сразу, конечно. Но через полчаса я смог уловить принцип, что называется, почувствовать его на кончиках пальцев, и, потянув на себя Эфир, одним мысленным усилием сформировал возмущения кружки-якоря. Протянул руку, и… ладонь сомкнулась на потеплевшем от жара фарфоре. От удивления, я упустил концентрацию, но не успел даже испугаться тому, что схлопнувшееся окно оставит меня без руки. Кружка, на которой я успел заметить свою ладонь, исчезла с полки и чуть не шлепнулась мне на колени, когда я рефлекторно попытался отдернуть руку.

– Ну и как, были проблемы с открытием «в якоре»? – поинтересовался дед. Я покачал головой. – То-то. Для того чтобы создать такой прокол, нужно знать, какие возмущения творятся в самом «якоре». Ощущать их. А это… невозможно. Нет, ты, конечно, можешь попытаться смоделировать потоки Эфира и его возмущения внутри объекта. Но это долгое и весьма кропотливое занятие. К тому же, как показывает практика, для каждого «якоря» потребуется создание отдельной модели, даже если речь идет о вроде бы одинаковых объектах. И чем сложнее такой объект, тем труднее смоделировать параметры возмущений. А люди в этом плане, как, собственно, и любые другие живые объекты, вообще хорошо защищены от подобного воздействия. Слишком плотны и сложны потоки Эфира в теле. Собственно, именно поэтому целителям приходится лечить людей, что называется, прикосновением и с очень большим напряжением, иначе эфирные техники просто переработаются организмом пациента. М-да… все живое отчаянно сопротивляется посторонним эфирным воздействиям.

Я кивал в ответ на рассуждения деда, а сам тем временем боролся с огромным искушением… и проиграл. В голове словно сам собой возник образ Ольги, становившийся все более и более ярким, почти осязаемым, кажется, я даже ощутил запах ее волос. Услышав неопределенный хмык замолчавшего деда, я открыл глаза и, увидев разворачивающийся напротив моего лица чуть заметно дрожащий разрыв, улыбнулся. Получается!

В открывшемся окне, словно на экране, я увидел мерно посапывающую во сне невесту. Комнату наполнил тяжелый железный дух спасплатформы и тихий рокот ее двигателя. Протянув руку, я легонько погладил Олю по щеке и, заметив, как она заворочалась, поторопился закрыть окно.

– Хм… отменно, Кирилл, – дождавшись, пока разрыв пространства закроется окончательно, задумчиво протянул дед, внимательно следивший за моими манипуляциями. – Но в следующий раз будь осторожнее. Резкое изменение эфирных возмущений вокруг «якоря» может негативно сказаться на установлении канала.

– И?

– Может рвануть, – пожал он плечами и, заметив изменившееся выражение моего лица, усмехнулся. – Шучу. Но ощущения от насильственного разрыва канала могут быть очень неприятными для тебя.

– А для якоря? – уточнил я. Ничего-ничего, я тебе сейчас отомщу… Посмотрим, как забегаешь.

– Для якоря никакой опасности, – уверил меня дед.

– Уже хорошо, – облегченно вздохнул я.

– Да, неплохо… Но ты меня удивил, внук, – покивав, вдруг сообщил Скуратов. – Не ожидал, что ты сможешь с ходу открыть окно на таком расстоянии. Сколько показателей ты фиксировал?

– Показателей? – я почесал пятерней затылок. – Эм-м… показателей чего?

– Что значит «чего»? Линии Эфира. Сколько линий ты контролировал, создавая окно? – нахмурившись, уточнил дед.

Что за «линии» такие, кто бы мне сказал, а?

– Не знаю. Все, наверное, – пожал я плечами.

– Не говори ерунды, – начал закипать старик. – Ну-ка, давай еще раз, вон с той статуэткой. Я посмотрю…

Хмыкнув, я за несколько секунд открыл окно и взял в руку указанную дедом фигурку с полки на противоположной стене. Деревянное основание статуэтки глухо стукнуло о столешницу… и Скуратов вздрогнул.

– Одна-ако… Такого я еще никогда не видел. Хм, интересно все же… кого она использовала как донора? – задумчиво проговорил дед, не сводя взгляда с перемещенной мною фигурки лисенка, но, почуяв мой интерес, тут же осекся. – Извини, Кирилл, задумался… Так что там с обещанной информацией?

– Хм… – Я подавил желание расспросить Скуратова и ухмыльнулся. – Бельский знает о том, что ты жив.

К чести деда стоит заметить: на то, чтобы сообразить, что к чему, у него ушло намного меньше времени, чем у меня. Я опустил в требовательно протянутую руку стопку листов. Ну да, о фирменном «разгоне мозгов» грандов я позабыл. Зрачки моего хитровымудренного родственника стремительно задвигались, быстро, очень быстро просматривая текст. На каждую страницу у него уходило не больше десяти-пятнадцати секунд. Так что уже через пару минут старик аккуратно положил стопку листов на стол, автоматически подравнял ее и… завис. Минута, другая… Через десять минут Скуратов открыл глаза и, посмотрев в мою сторону, кивнул.