Майкл Брут - Перплексус [СИ]

— Аллилуйя, — подхватила шутку девушка. — Ну, не знаю. Пожалуй, — неуверенно произнесла Олла, хотя, кого она обманывала — этот молодой человек был прав! Она его уже запомнила.

— Ты закончила? — поинтересовался Виам, глядя на её тарелку, и, не дождавшись ответа, добавил, — Тогда поспеши!

— Грациан, — обратился он к официанту. — Рассчитай этот столик, пожалуйста. Спасибо.

Затем парень повернулся к ней и, не дав ей возразить, сказал:

— Это даже не обсуждается! Я хочу тебя угостить.

— Оу, правда? Вот это номер… Тогда я сделаю ещё пару заказов и что-нибудь прихвачу с собой, ок?

— Нет. У нас другие планы, если ты понимаешь, о чём я говорю, — сказал он, не сводя с неё глаз.

«Раскусил», — подумала Олла и улыбнулась, давая понять, что это была шутка.

«Хорошая попытка», — подумал Виам, поняв шутку. Он был доволен, что ему снова удалось сбить её с толку.

— Так как, ты сказала, зовут ту девушку, которую ты каждый раз видишь в зеркале? — едва выйдя с веранды кафе, спросил Виам.

— Олла. Олла КанБарбел.

— Рад знакомству, Олла. Виам Даалевтин — к вашим услугам.

Описанный фрау особенный день именно таким и становился. С тех самых пор, как парень схватил Оллу за руку и потянул за собой, она понятия не имела, куда они направляются. Обыкновенная прогулка, которых в её жизни было множество, сейчас казалась началом какого-то необыкновенного приключения и походила на танго — он вел, она была ведомой.

Олла подумала о том, что иногда не иметь никакого плана — это и есть самый лучший план. Похоже, этот парень был из числа тех, кто считал так постоянно. Он был похож на решительного оторву, живущего настоящим моментом, не упускающего возможностей и готового абсолютно ко всему. И, если впечатления были верными, то Виам являлся полной противоположностью ей и укладу её жизни, и это — что-то неизведанное и таинственное, манило и волновало девушку, как сочный экзотический фрукт, которого она никогда прежде не пробовала. Удивительно, но сейчас ей не хотелось знать никаких подробностей о нем: ни его вкусов, ни пристрастий, ни хобби, ни желаний, ни даже целей в жизни. Ей было просто хорошо в этом незнакомом состоянии.

Едва появившись в её размеренной и спланированной до мелочей жизни, он уже вносил в неё какой-то элемент спонтанности и сумбура. Дух захватывало от того, что она совершенно не представляла, чего можно ожидать дальше, и мысли об этом уже устраивали легкий беспорядок в её сознании.

Звуки фанфар заставили их остановиться и перевести взгляд в ту сторону площади, где находилось строение из крупных темных деревянных балок, досок и навеса с балконом наверху.

— Не знаю, как это называется, но выглядит винтажно, правда? — сказал Виам.

— Угу, — согласилась Олла. — Это выглядит, как ярмарочный балаган.

— «Как ярмарочный» что? Бала-ган? Что это за слово такое? Или, может быть, ба́лаган? Звучит, как название автомата или ирландская фамилия, — дурачился парень.

— Я читала, что, в прежние времена, в таких давали представления бродячие артисты и уличные музыканты…

В это время, на балконе строения какой-то нелепо одетый человек взял в руки большой саксофон и, откашлявшись, дунул в него. Корявое исполнение знакомой всем мелодии не впечатляло окружающих, но никто не мог не обратить на неё внимания. И, чем больше прохожих смотрели на музыканта, тем ужаснее он играл.

Человек, судя по экспрессии, выступал на пределе своих возможностей и не понимал, что у него ничего не получается. Останавливаясь, люди с сочувствием или в недоумении глядели на него, а затем проходили мимо.

Олла повернулась к Виаму и вопросительно посмотрела на него:

— Может, уже пойдем?

— Терпение, — улыбнулся он. — Человек же старается. Дай ему шанс.

Однако трубач этим шансом не воспользовался, а просто продолжал люто не попадать в ноты.

Наконец, саксофонист перестал играть и всеобщая пытка закончилась. Почитатели его таланта, наверно, из рядов коллег и сочувствующей публики, поддержали саксофониста жидкими аплодисментами, а он принялся отвешивать поклоны, словно закончил одно из своих легендарных перфомансов перед армией преданных поклонников.

— Ну, что скажешь? — поинтересовался Виам.

Олла уставилась на него:

— Ты серьезно?

— Ну, да.

— Даже не знаю… Это, должно быть сын хозяина или он сам, потому что других причин позволять ему выступления я не вижу. А если серьезно, то это был отстой бездарный, — ответила она.

Виам оживился и улыбнулся:

— Подожди, так ты не любишь саксофон?

— Я его обожаю, но только когда на нем играют, а не выдувают медь, разрушая окружающим мозг.

— Свью, — внезапно громко засвистел Виам, захлопал и крикнул, — Бис! Би-ис!

Едва он это сделал, как тот же самый человек, который играл так убого, и минуту назад заставил зрителей пожалеть, что у них есть уши, а особо впечатлительных задуматься о суициде или, как минимум, разочароваться в жизни, снова начал играть. К всеобщему удивлению, в этот раз получалось весьма неплохо.

Ребятам нравилось происходящее, и они подошли ближе, оказавшись среди стоящих у балкона зрителей. Вдруг, один из них вышел из строя и, повернувшись к собравшимся лицом, встал под балконом. Через секунду, он развернул небольшой сверток, находившийся в его руках, и достал оттуда гармонику. Теперь музыкантов стало двое, и мелодия преобразилась.

Чуть погодя, так же из толпы, к ним присоединился третий человек, со скрипкой. Затем, ещё один притащил с собой контрабас из соседнего кафе. После, ещё один подошел с тромбоном, а за ним ещё, и ещё, — со всех сторон площади, люди, прежде казавшиеся простыми прохожими, аниматорами, художниками, торговцами сувенирами, доставали замаскированные инструменты и подходили, начиная играть прямо на ходу.

Толпа зевак стояла в изумлении от необычности и внезапности развернувшегося действа. Они словно оказались посреди оркестровой ямы или прямо на сцене какого-то концертного зала, где собрался целый коллектив первоклассных музыкантов, а тот самый саксофонист выдавал такие соло, что кожа, раз за разом, покрывалась мурашками.

Это было невероятно круто! Попурри из идеально подобранных композиций было великолепно. Зажигательные мелодии поднимали настроение, а ноги некоторых зрителей сами бросались в пляс. Жители окрестных домов с любопытством открывали окна и выходили на балконы, чтобы увидеть, как всё внизу стало походить на карнавал.

Атмосфера этого праздника захватывала и раскрепощала людей. Без стеснения и оглядки, они гуляли, веселились, танцевали, пели песни и, если кто-то не знал или забывал слова, текст просто заменялся на универсальное «на-на-на».

Наконец, когда это тщательно спланированное, но завуалированное под спонтанное, выступление было окончено, народ, получив незабываемые впечатления и воспоминания на всю жизнь, долго кричал и шумно аплодировал, вознаграждая оркестр за его труд.