Кристин Террилл - Все наши вчера [litres]

А теперь, возможно, этого так и не случится.

– Они что-нибудь уже сказали? – спросила Вивианна.

Я покачала головой.

– Только что он в операционной.

– Вив?

Мы с ней подняли головы. Джеймс перестал расхаживать и наконец заметил Вивианну. Она встала и крепко обняла его.

Про следующие несколько часов я ничего толком не помню. Ната оперировали, а нам оставалось лишь ждать. Мэра Маккриди куда-то вызвали, и стоило ему уйти, как сенатор Гейнс и остальные начали утекать, бормоча извинения. Спустя немного времени остались лишь мы четверо да агент полиции Капитолия в дверях.

Вивианна говорила, почти не умолкая.

– Я позвонила твоей кузине Алисе, она вылетела из Вестчестера. Она сказала, что Нэнси ищет кого-нибудь, чтобы присмотреть за детьми – ты же знаешь, у Бенджамина недавно родился второй, а их няня, похоже, в отпуске, – но они с Джоном уже должны быть в пути. Вильям в Шанхае, но я уверена, что он прилетит, как только сможет…

Джеймс ничего не говорил – только смотрел в пол и хмурился, как будто этот темно-бордовый ковер оскорблял его.

Извинившись, я вышла из комнаты ожидания и достала мобильник из клатча, который София стащила из маминого шкафа. Когда мы добрались до больницы, я написала Лус, сообщила, где мы – я не хотела слышать ее голос, потому что знала, что разревусь, как маленькая – но потом выключила телефон из-за непрерывного потока СМС от друзей и людей, которых я почти не знала. Теперь я включила телефон и посмотрела, есть ли голосовые сообщения. Всего два, оба от Тамсин. Я повертела телефон в руках. Я думала об этом звонке уже несколько часов, но даже сейчас, глядя на номер, я колебалась. Почему они не звонили мне? Они уже должны были услышать. Если я не могу позвонить, они не могут не ответить. Если не хочу – я не столкнусь с разочарованием.

Я выбрала в списке «папа», нажала, и телефон начал звонить. Я закрыла глаза и попыталась сообразить, что же я скажу, когда он возьмет трубку. «Папа, мир рушится, пожалуйста, сделай так, чтобы это прекратилось».

– Алло. Вы позвонили Даниэлю Марчетти. Я сейчас не могу ответить на ваш…

Я прервала звонок. Набрала маму. У нее сразу включился автоответчик. Я готова была поспорить на миллион долларов, что она сейчас в спа. Папа отправлялся в Вейл кататься на лыжах, а она почти все время посвящала массажам, эпиляциям и обертываниям.

Ну, насколько я могла судить по рассказам, меня они никогда с собой не брали.

Я сунула телефон обратно в сумку и сжала кулаки, смяв ткань. Ниточки с крохотными кристаллами Сваровски, которыми была отделана внешняя сторона, натянулись. Я вцепилась в них одной рукой, содрав полдюжины блестяшек. Мама меня убьет. И плевать.

Я пошла в уборную и умылась холодной водой. К своему отражению я старалась не присматриваться. Прическа и макияж были в плачевном состоянии, и я вдруг не узнала девушку, глядящую на меня из зеркала. Она была похожа на фотографию какой-нибудь дальней родственницы. Смутно знакомая, но чужая. Не я.

– Ты в порядке? – тихо спросил Финн, когда я плюхнулась обратно в больничное кресло.

– Угу, – сказала я. – Ты позвонил родителям?

– Написал. Не хотел будить маму. – Он чуть склонил голову набок и взглянул на меня. – Что сказали твои родители?

Я отвернулась.

– Ничего.

Я отыскала взглядом Джеймса. Он сидел в углу комнаты, там же, где и в момент моего ухода, только теперь он склонился над желтым блокнотом и что-то лихорадочно писал в нем. Бледность ушла с его лица, и взгляд, прежде устремленный в никуда, теперь был прикован к странице.

– Что он делает? – шепотом спросила я.

– Точно не знаю, – отозвался Финн. – Когда ты ушла, он пошел к медсестре и попросил ручку и бумагу и с тех пор так и сидит. Как ты думаешь, с ним все нормально?

– Не знаю. – Глаза Джеймса горели таким огнем, что я испугалась, как бы он не поджег бумагу. Это немного пугало, но все же меньше, чем его прежний отсутствующий вид. – По крайней мере, он что-то делает.

– Ну да. Знать бы еще, что именно.

Я посмотрела на Финна и попыталась истолковать его хмурый вид – и тут услышала, как позади блокнот со стуком упал на пол. Джеймс вскочил, и я, проследив за его взглядом, увидела в дверях врача в хирургическом халате.

О господи! Ну вот и все.

Вивианна встала с одной стороны от Джеймса, а я с другой. Врач снял маску. Я впилась взглядом в его лицо, пытаясь отыскать хоть намек на то, какие новости он принес, но оно было совершенно непроницаемым, словно вторая маска. Сперва я почувствовала облегчение. Если бы Нат умер, врач был бы расстроен, ведь правда же? Но если все в порядке, это жестоко с его стороны – даже не улыбнуться.

Мы вчетвером смотрели на врача так, словно мы были пленниками, а он – расстрельной командой.

– Что с ним? – спросил Джеймс.

– Конгрессмен Шоу получил очень серьезное ранение, – сказал врач, и я еле удержалась, чтобы не встряхнуть его. Мы знаем, что он серьезно ранен! Мы там были! – Мы все еще работаем над устранением последствий пулевого ранения, но самая сложная часть уже позади.

Джеймс обмяк, и я обняла его за талию, чтобы поддержать. Слава богу! Я уткнулась лицом Джеймсу в плечо.

– Но он все еще в тяжелом состоянии. Следующие двое-трое суток будут решающими.

Джеймс выпрямился, и я ощутила, как его мышцы окаменели под моей рукой.

– Что это значит?

– Давайте сядем, и я все вам объясню. – Врач посмотрел на нас с Финном. – Извините, но подробности о состоянии конгрессмена конфиденциальны, и потому я прошу вас двоих подождать в коридоре.

Финн сжал плечо Джеймса и вышел. Я встала на цыпочки, чтобы поцеловать Джеймса в лоб, а он в этот момент поймал мою руку и на миг сжал ее. Такая малость – но от этого прикосновения меня бросило в дрожь. Я ненавидела себя за то, что испытываю подобные чувства в то время, когда Нат борется за жизнь, но на секунду я почти поверила, что нужна Джеймсу здесь.

Мы с Финном уселись на стулья у стены и стали ждать. Мы не разговаривали. За последние несколько часов Финн не раз удивил меня: он был таким терпеливым и добрым и вовсе не походил на придурка. Я не узнавала его.

Врач вскоре вышел, кивнул нам и зашагал обратно в операционную, а я кинулась к Джеймсу.

– Плохо, – сказала Вивианна. – Он жив, но не может дышать самостоятельно. Врач сказал, что неизвестно, протянет ли он больше нескольких дней. Шансы пятьдесят на пятьдесят.

– О Господи, – прошептал Финн.

– Боже мой!.. – Мне хотелось прикоснуться к Джеймсу, но я боялась, и мои руки лишь беспомощно трепыхнулись.

Бледное лицо Джеймса сделалось отрешенным.

– Он сказал, что мы сможем его повидать через несколько часов, но… – Он внезапно забыл, что собирался сказать, и уткнулся лицом в ладони. Мне вспомнилось, каким был Джеймс в день похорон его родителей – как он расшвыривал мебель в библиотеке и не чувствовал, что из порезанной руки течет кровь. Я буквально видела, как нити, связывающие его воедино, начинают истираться. Если ничего не изменится, то, боюсь, они лопнут.