Джосайя Бэнкрофт - Рука Сфинкса [litres]

Допустимо, но при условии, что капитан или старпом смогут просмотреть любые получившиеся в итоге контракты до их подписания.

Допустимо, но…

Сначала Сенлин чувствовал себя относительно умным. Он отстаивал свои интересы перед превосходящим интеллектом, который, очевидно, был более опытен в юридических документах. Он держался, хотя не мог представить себе суд, который мог бы претендовать на какую-либо юрисдикцию над Сфинксом. В распоряжении этого человека была армия механических зверей! Но это не имело значения, потому что на данный момент Сенлин отстаивал свои интересы.

Почти наверняка.

Конечно, без компромиссов не обойтись. Лишь владение картиной придавало его словам хоть какой-то вес, но, если бы Сфинкс решил забрать артефакт, Сенлин не смог бы сопротивляться. Фердинанд разрешил бы любой спор в одно мгновение.

Таким образом, Сенлин признал, что корабль нуждается в капитальном ремонте, довольно дорогом, и было бы разумно для него и команды сделать Сфинксу одолжение в ответ. Сенлин не мог отказаться. Ему было совершенно ясно, что этот человек – не какой-нибудь возвышенный филантроп. Сфинкс был бизнесменом.

Эдит наблюдала, как Сенлин сдает позиции, с тревогой и толикой гнева. Она пыталась его предупредить, но Том был слишком занят, изображая храбрость, и не прислушался. А как спорить с мужчиной, за которым повсюду следует призрак жены?

Когда Сенлин внезапно согласился, что он, не переставая с энтузиазмом искать воссоединения с женой, чуточку пошпионит для Сфинкса, Эдит не смогла сдержать стон.

Байрон перестал печатать как безумный. Сфинкс и Сенлин умолкли и посмотрели на нее, ожидая каких-то слов. И ей действительно захотелось что-нибудь сказать, но она не знала, что именно. Она не хотела быть той, кто лишит Сенлина возможности разыскать жену.

Эдит все еще размышляла, а двое мужчин уже возобновили переговоры, перебивая друг друга: их слова путались, когда Сенлин признавал, протестовал и снова уступал, пока наконец все не кончилось, страницы не были сложены аккуратной стопкой и подписаны все до единой.

Конец.

Эдит с трудом в это верила и спрашивала себя, понимает ли Сенлин, что именно произошло. Теперь они все работали на Сфинкса. И виновата в этом она. Она привезла их сюда. Она могла отказаться. Вместо этого она закончила грязную работу капитана Ли за него. Она завербовала друзей.

Все это время Волета развлекалась. Сперва она наблюдала, как Байрон тарабанит по клавишам пишущей машинки, словно бьет в барабан. До чего же он высокомерный! Один раз бедолага-олень встретился взглядом с Волетой, вздрогнул и больше не смотрел в ее сторону. Ей очень хотелось изучить ходячий локомотив, но тот стоял за спиной, и она не смела крутиться, пока Ирен держала ее за руку. Все еще держала. Это было абсолютно нелепо, и, как только ей удастся вставить словечко – судя по тому, как увлеклись капитан и Сфинкс, надо чуток подождать, – она заявит решительный протест, изобразив пукающий звук или бросив ботинок. «Я на такое не подписывалась!»

И в эту тяжелую минуту Волета решила залезть на дерево. Это было милое дерево – такое, на котором приятно полежать, и листья на нем напоминали густую щетину у нее на голове.

Впрочем, нет, не совсем так. Это было старое, почтенное дерево. Листья его были тонкими, на ветках выделялись наросты. Она не должна на него залезать. Она может его повредить. Лучше пусть себе гниет спокойненько. Хотя Волете пришло в голову, что дерево всю жизнь наблюдало, как в камине горят его собратья. О, это наверняка была самая настоящая пытка!

Возможно, оно не просто растет тут само по себе; возможно, ему одиноко. Разве уважающее себя дерево не готово рискнуть потертой корой, одним-двумя потерянными листочками ради того, чтобы им с любовью насладился хороший древолаз? Ну конечно готово. И вообще, нет ничего лучше для дерева, чем когда на него кто-нибудь залезает.

Волета посмотрела на амазонку и улыбнулась, как будто проделала ловкий трюк, поймав цветок зубами.

Ирен нахмурилась.

Затем Сфинкс привлек внимание громкой фразой:

– Итак, что мы будем делать с вашей зависимостью от белого крома, капитан Томас Мадд Сенлин?

– Простите? – удивился Сенлин.

Адам думал о дневнике капитана Джорама Браге. Тот подспудно сопровождал размышления на любую тему. После пира на корабле он не переставал мечтать о реках серебра и золотых берегах где-то на вершине Башни.

Но потом Сфинкс объявил, что капитан Томас Сенлин подсел на крошку, и Адам целиком и полностью сосредоточился на происходящем в комнате.

Те зависимые, с которыми довелось пересечься в Новом Вавилоне, его не заботили. Они были неудачниками, которым уже не помочь. Финн Голл охотно нанимал крошкоманов, потому как они ради денег готовы были на что угодно. Вопросов не задавали. Не пытались постоять за себя. Крошка делала их мечтательными, рассеянными и странными. Капитан, с точки зрения Адама, был не таким.

Ну… не совсем.

Адам вздохнул с облегчением, когда Сенлин принялся защищать свое имя от «фальшивых обвинений безликого параноика», утверждающего, будто он все время находится под воздействием белого крома. Ничего подобного! Он трезв, и мысли его прямы, как Башня. Но Сфинкса протесты Сенлина не убедили. Он обратил внимание капитана на четырнадцатую страницу третьего раздела их контракта, где было предусмотрено, что «все договорные обязательства надлежит исполнять в состоянии абсолютной и неоспоримой трезвости». Капитан немедленно согласился подвергнуть ясность своих мыслей какому угодно испытанию.

– Замечательно, – провозгласил Сфинкс. – Принесите мне, пожалуйста, книгу из библиотеки.

– Нет проблем. Мне нравится просматривать чужие книги. Они многое говорят о человеке.

Эдит во второй раз застонала.

– Она бездонная, Том! – не сдержавшись, воскликнула она. – У этой библиотеки нет дна.

– Бездонная, говоришь? Ну, как бы там ни было, я согласился принести книгу – и, клянусь, я ее принесу. – Сенлин снова повернулся к Сфинксу. – Но мы так и не решили вопрос с контрактом мистера Уинтерса. Поскольку я делаю вам одолжение, возможно, вы могли бы ответить тем же и освободить Эдит от кабальной сделки, к которой вы ее принудили, пока она была на грани жизни и смерти.

Сфинкс выровнял стопку листов с контрактом, постучав ею о каминную полку.

– Нет, – сказал он.

Библиотекарем был кот, что оказалось сюрпризом. Рыже-белый зверек не был химерой из плоти и механики, как Байрон, но от усов до хвоста являл собой истинного представителя семейства кошачьих. Он не говорил и не носил одежду. Рисунок на его шкуре напоминал карту неизвестного государства. Он, как и многие его сородичи, был преисполнен чувства собственного достоинства, оставляя по боку сомнения и объяснения.