Джосайя Бэнкрофт - Рука Сфинкса [litres]

– Этого вполне достаточно, Байрон, – сказал Сфинкс. – Тебя послушать, так мы какие-то музейные экспонаты. Пожалуйста, присаживайтесь.

Ирен осторожно опустилась на краешек кресла, отчасти потому, что боялась раздавить антиквариат своим весом, но также и потому, что хотела быть готовой вскочить, если возникнет необходимость действовать. Она не отрывала глаз от ходячего локомотива с той минуты, как тот потребовал ее цепь, и теперь ей приходилось неудобным образом изгибать шею, чтобы не упускать Фердинанда из виду. И все это она делала, не переставая держать Волету за руку.

Видя, что хозяин не собирается садиться, Сенлин тоже стоял, хоть и переместился к каминной полке, – это место он нашел весьма удобным. Сфинкс заметил его маневр, но не возразил.

– Итак, я собирался доказать, что тебя не заботят ходы, собратья-туристы или даже твоя команда.

– Да, пожалуйста – просветите меня.

– Тебя зовут Томас Сенлин.

– Верно, – сказал Сенлин, скрывая удивление, чтобы Сфинкс не обрадовался раньше времени. – У нас, кажется, был общий друг – Красная Рука. С прискорбием вынужден сообщить, что он скончался.

– О, неужели? – Свет очага озарил край маски Сфинкса, и она сделалась похожей на солнце во время затмения.

Позади них с ясеня упал листок. В недвижном воздухе комнаты он описал пируэт и приземлился на плитку пола с громким стуком.

– Я знаю, где Мария, – сказал Сфинкс.

Сенлин подавил изумленный возглас. Хотя он именно это надеялся услышать от Сфинкса, когда слова прозвучали, его охватило сомнение – сложное, пугающее чувство.

– Я вам не верю.

– Красный пробковый шлем все еще при ней. Она прячет его в гардеробе и достает лишь время от времени, по ночам, когда думает, что никто не видит. Но мои глаза повсюду.

– Где она?

– Ты мог бы оказаться рядом с нею уже завтра в это же время.

– Я знаю, что она в Пелфии, – заявил Сенлин.

– Отлично. Я дам тебе жалованье и корабль – новый, получше, – и ты можешь полететь к ней этим же вечером. Найми команду, подыщи себе крепких воздухоплавателей – и после воссоединения с Марией можешь заняться тем же, что делал Билли Ли, и жить себе припеваючи. Раз или два в году мне понадобятся от тебя рекруты, и ты их предоставишь, но все остальное время делай с кораблем что хочешь. Когда тебе это надоест, верни его и отправляйся на все четыре стороны.

Сенлин отпустил каминную полку, которую сжимал побелевшими пальцами. Фердинанд шевельнулся, встревоженный, но Сенлин отодвинулся от их загадочного хозяина. Он спокойно подошел к листу, который лежал на полированном мраморе. Взял за стебелек и с этим хрупким зеленым «глазом» вернулся к камину.

– А что будет с моей командой? – спросил он, стоя к ним спиной.

– Они останутся здесь, со мной, – сказал Сфинкс. – У тебя будет Мария, а им я предоставлю все улучшения и возможности, о которых можно мечтать. Единственное, с чем придется распрощаться, – с вашим абсурдным приключением.

Сенлин поднес лист к огню, изучил его нежный скелет.

– Извини, Эдит. Надеюсь, ты сможешь простить меня, – сказал он.

Эдит отчасти ожидала предательства.

И даже подозревала, что она это заслужила. Не как преступник заслуживает наказания, но как засидевшийся гость, который испытывает на прочность все правила приличия и гостеприимства, заслуживает того, чтобы смущенный хозяин попросил его удалиться.

Она привыкла к лучшей жизни и лучшей компании, чем те, на которые имела право. И хотя они помогли забыть низменное существование, которое она вела под командованием Билли Ли, хотя они позволили ей притвориться, будто она может заслуживать восхищения и, возможно, даже привязанности, предательство Сенлина положило конец спектаклю.

Впрочем, справедливо ли было назвать это предательством? Разумно ли ожидать, что преданный и решительный муж откажется от воссоединения с женой в знак уважения к другу, навязанному судьбой?

Поскольку Эдит очень хорошо понимала Сенлина, она поспешила нацепить маску «отважной пиратки», когда он посмотрел в ее сторону и выражение его лица лишь подчеркнуло волевое решение.

– Прости, что я не уделил должного внимания твоим словам, – сказал он, – о том, что Сфинкс коварен и склонен к манипуляции. Ты была права – он чудовище.

Она едва не просияла от облегчения, когда Сенлин повернулся к Сфинксу и пылко продолжил:

– Хладнокровный искуситель! Предлагая ложный выбор, ведете себя так, словно вручили мне ключи от Башни. Мое воссоединение с женой никоим образом не зависит от вашей способности мучить нас. Не надо притворяться, что у меня есть в этом вопросе право голоса. Я не стану соучастником злодейства. Если я приму эти нелепые условия и брошу друзей ради жены, она увидит во мне бессердечного, бесчестного незнакомца. Если так вы обращаетесь с гостями, пожалуйста, укажите нам на дверь.

Сфинкс не спешил с ответом. Позади Сенлина, согревая ему спину, потрескивал и посвистывал говорливый огонь в камине. Фердинанд выпустил длинные струи пара из клапанов по обе стороны луноподобной физиономии.

Наконец Сфинкс сухо рассмеялся:

– Нет, ты совсем не похож на Ли. «Внучка Зодчего» при тебе?

Возмущение Сенлина перешло в растерянность.

– Прошу прощения?

– Картина Огьера с тобой или ты оставил ее на корабле? – Сфинкс начал двигаться взад-вперед по комнате. Его беспокойная «ходьба» действовала на нервы, но все-таки выглядела захватывающе. Сенлин предположил, что у Сфинкса миниатюрные ступни или жеманная походка; так или иначе, двигался он очень плавно.

– Вы имеете в виду «Девочку с бумажным корабликом»? Да, она со мной.

– Поищи цифру в правом нижнем углу картины.

Сомневаясь, что он мог упустить такую деталь, Сенлин развернул картину и изучил искомое место. К его огорчению, посреди мазков кисти и впрямь обнаружилась спрятанная цифра.

– Только поглядите… кажется, это тройка. Что она означает?

– Серийный номер. Всего их шестьдесят четыре штуки. По одной на каждый кольцевой удел. Это подарки Зодчего.

Сенлин вспомнил, как когда-то считал количество кольцевых уделов величайшей загадкой из всех. Теперь он узнал ответ на этот вопрос, но воспринял его с весьма слабым интересом.

– Кто такой Зодчий? Архитектор Башни? Ее строитель?

– Он бы никогда не назвал себя таковым. Большую часть того, что лежит внизу, построили ходы. А что касается архитекторов, их были тысячи, и десятки тысяч прочих мастеров и ремесленников. Зодчий считал себя кем-то вроде бригадира. – Сфинкс остановился под сенью иссохшего ясеня; свет из линзы, иссеченный листьями на узкие лучи, рисовал на его черном одеянии своеобразную галактику.