Мари Бреннан - Мемуары леди Трент: Тайна Лабиринта [litres]

Сказать ему обо всем этом я не могла. Я слишком мало знала о его положении, и беспардонно вмешиваться, полагая, будто я знаю, что для него окажется лучше, только потому, что сама пережила нечто подобное, было бы верхом самонадеянности. Быть может, ему уже подыскали невесту из хорошей семьи, которая не станет возражать против того, что муж будет разъезжать по свету, изучая древние развалины. Быть может, Сухайл вовсе не прочь выручить брата, когда племени требуется помощь. Возможно, сложившаяся ситуация – не навсегда, и, чтобы вернуться к прежней жизни, ему нужно лишь немного потерпеть. Все это было в равной степени вероятным – и уж точно совсем не моим делом.

Однако кое-что другое было делом моим и только моим. А именно – то, что со дня той, первой встречи во внутреннем дворе резиденции, неизменно хранилось у меня в рукаве, поджидая удобного случая. И если оно хоть немного скрасит «серые годы» Сухайла, на душе у меня станет намного легче.

Вынув из рукава свернутый лист бумаги, я попыталась, приличия ради, хоть немного расправить его.

– Вот. Это вам, – сказала я, и, видя настороженный взгляд Сухайла, добавила: – Нет-нет, ничего неподобающего. Можете вывесить это на главной площади города, и никто слова дурного не скажет.

В самом деле, большинству даже не понять, что это…

Сухайл принял у меня бумагу и развернул ее. Разворачивать пришлось довольно долго: то был лист папиросной бумаги, в расправленном виде довольно большой. Покосившись в сторону Махиры, я заметила, что она смотрит на нас, не скрывая любопытства.

Стоило Сухайлу увидеть, что перед ним, у него задрожали руки.

– Это тот самый камень.

Да, то был Камень с Великого Порога, как его называют в наши дни, хотя тогда сие название, ныне общеизвестное, существовало только в моей голове. Эту каменную плиту с вырезанными на ней письменами я обнаружила, обследуя Великий Мулинский Порог, но о ее научной ценности даже не подозревала. Между тем на ней, как, без сомнения, известно большинству читателей, имеется двуязычная надпись – один и тот же текст, изложенный по-дракониански и на нгару. Первый язык в то время был для нас тайной за семью печатями, но второй вполне поддавался переводу; таким образом, Камень с Великого Порога послужил ключом к шифру, позволившим наконец-то расшифровать драконианские письмена и раскрыть их секреты.

– Некто вернулся к тому самому водопаду, – пояснила я, совершенно забыв, что не говорила Сухайлу, где находится камень, – и снял для меня оттиск. Я хотела, чтоб он достался вам.

Сухайл поднял на меня полный изумления взгляд и пригляделся к бумаге пристальнее.

– Так это – оригинал?! Изабе… э-э… умм Якуб, – поправился он, – будь о нем где-либо напечатано, я бы услышал, даже сейчас. Сколько же он пролежал у вас?

Щеки мои обдало жаром. Еще немного, и я начала бы ковырять ногой землю, как девчонка, застигнутая за какой-то проказой.

– Совсем недолго.

Сухайл молчал, не сводя с меня взгляда.

– Ну, хорошо: чуть больше года.

Сухайл издал невнятный звук – то ли отрывисто хохотнул, то ли взревел от ужаса.

– Во имя всего свя… уж вам-то следовало бы понимать! Держать в тайне нечто настолько важное для…

– Я все же не полная дура, – с сарказмом сказала я, прекрасно понимая, что все-таки выставила себя дурой, по крайней мере, отчасти. – Копий – несколько, и в моем завещании сказано, что в случае моей смерти они должны быть переданы научному сообществу. Я ни за что не позволила бы столь важным данным пропасть! Но…

Щеки пылали огнем. Отведя глаза в сторону, я встретилась взглядом с Махирой, что мне отнюдь не помогло: сестра Сухайла взирала на нас с неприкрытым любопытством.

– Понимаете, всю важность этой находки я осознала только благодаря вам. Без вас мне и в голову не пришло бы просить кого-либо вернуться туда и снять оттиск. И перевести его я не могу: я и современными языками владею из рук вон плохо. Да, среди моих знакомых есть ученые, работающие над проблемой драконианского, но никому из них не сравниться с вами в целеустремленности, и к этой находке никто из них не имеет ни малейшего отношения. Вот я и подумала, что будет справедливо, если первым этот текст получите вы.

Сухайл выслушал мои объяснения, не проронив ни слова. В конце концов я сумела заставить себя взглянуть на него, и от увиденного у меня захватило дух. Да, он вправду переживал «серые годы», и я только что влила в них целую реку красок! Он снова был полон жизни – таким я его не видела с самого дня расставания в Пхетайонге.

Возможно, держа оттиск в секрете от всех в надежде когда-нибудь передать его Сухайлу, я пустила по ветру весь свой профессионализм… но в эту минуту о принятом решении ничуть не сожалела.

Сухайл аккуратно – как бы чего не размазать – сложил бумагу по прежним сгибам. Конечно, оттиск был покрыт фиксативом, но осторожность лишней не бывает.

– Что ж, упрекать вас и дальше я никак не могу, – признал он. – Благодарю вас. Ваш подарок просто бесценен. Но обещайте обнародовать этот текст хотя бы теперь.

– Даю слово.

Нужно заметить, что сие обещание я честно намеревалась сдержать. Но, передав оригинал Сухайлу, я не могла сделать этого немедля: все прочие копии оставались дома, в Ширландии. К тому же долг перед Вооруженными Силами Его Величества не оставлял мне времени на подготовку текста к публикации, и наниматели остались бы крайне недовольны, начни я тратить время на труды, никак не связанные с текущими задачами. Знаю, все это слишком уж смахивает на отговорки, но, клянусь честью, задержка с публикацией была ненамеренной.

В этот момент Сухайл заметил любопытный взгляд Махиры и заговорил по-ахиатски, да с такой быстротой, что я едва могла разобрать одно слово из четырех. Сумела понять одно: он объясняет сестре, что за бумага вызвала у него столь бурную реакцию. Я же тем временем, не стараясь понять его слов, наблюдала за Махирой. Та выглядела задумчиво, почти никак не проявляла мыслей и чувств, но я полагала, что она довольна. Если мои догадки касательно ее привязанности к брату были верны, столь дорогой для него подарок должен был порадовать и ее. Действительно ли было так или нет, поступка моего она, по-видимому, не порицала.

Сухайл спрятал бумагу в карман вышитого халата и приложил правую руку к сердцу.

– Я никогда не забуду вашей щедрости, – сказал он. – Но… мне пора.

– Конечно, – сказала я и, не подумав, подала ему руку.

Сухайл отступил назад и с сожалением улыбнулся.

– Здесь вы уже не ке-анакаи.

То было напоминание о временах, когда мы вместе застряли на Кеонге. Среди кеонгских туземцев я считалась не женщиной и не мужчиной, а существом совершенно иным – «одержимой драконом», душой древнего чудовища, возродившейся в человеческом теле. В метафизическую часть сей концепции мы с Сухайлом не верили, однако ее социальный аспект был вполне реален и позволял обойти многие требования приличий… но лишь на время, и время это прошло.