Мари Бреннан - Мемуары леди Трент: Тайна Лабиринта [litres]

По-моему, о Сухайле я упоминала не так уж часто. Сколь мне помнится, большая часть моего внимания, как обычно, была посвящена работе. В тот момент я заговорила о нем только потому, что разговор зашел о возможных успехах дракониан в разведении драконов. И тут Эндрю ни с того ни с сего (по крайней мере, с моей точки зрения) сказал:

– Знаешь, Изабелла, если уж тебе хочется, чтоб этот парень был здесь, не стоило отсылать его прочь.

– Не стоило… что? – переспросила я, в полной растерянности уставившись на брата. – Не понимаю, о чем ты. Я вовсе не отсылала Сухайла прочь.

Сидя в тени высокого камня, Эндрю обмахивался шляпой, точно веером, и теперь взмахнул ею, будто отметая мои слова.

– Ладно, ладно. Я имел в виду: не стоило запрещать ему возвращаться.

Растерянность тут же уступила место негодованию.

– Я и такого вовсе не говорила! Просто сказала…

– Что его долг – быть там, в городе. Перевод: его возвращения ты не желаешь.

Ничто на свете не могло бы быть столь далеко от истины, однако сказать об этом Эндрю не повернулся язык.

– Так что же я, по-твоему, должна была сказать?

Эндрю поднял глаза к небу.

– Ну, например: «возвращайтесь скорее». Или: «мы будем ждать вас здесь». Хотя последнее, пожалуй, не очень – мы ведь откочевали на новое место. Могла бы попробовать так: «я кое-что позабыла в Куррате, пожалуйста, милый мой, прихватите на обратном пути».

– Сухайл же не собака, чтоб посылать его за тапочками! И «милым» его называть вряд ли уместно, когда… – я поспешила умолкнуть, дабы не сболтнуть чего-нибудь лишнего. – Эндрю, я изо всех сил стараюсь вести себя безукоризненно. И нечего подстрекать меня к обратному.

– Ого! – Эндрю подался вперед, по-портновски скрестил ноги и упер локти в колени. Глаза его заблестели над покрасневшими от солнца щеками с хитрецой, на которую даже он не имел ни малейшего права. – Так вот куда ветер дует!

– А морские метафоры при твоей службе просто нелепы!

Но моя колкость была предназначена лишь для того, чтобы отвлечь его от неудобной темы, и оба мы это знали. Эндрю надолго умолк, наслаждаясь моим смущением, и, наконец, сказал:

– Следовало мне догадаться давным-давно, когда ты просила передать ему то любовное послание.

Мой возмущенный возглас спугнул ящерок с ближайших камней.

– Никакое это не любовное послание!

– В твоем-то случае? – Эндрю захохотал. – В твоем случае «кое-какой материал для исследований» – все равно что прядь волос, перевязанная надушенной ленточкой!

Пожалуй, единственный раз в жизни я порадовалась стойкости солнечных ожогов. Правда, от них ужасно шелушилась кожа… но и румянец на щеках был незаметен. В тот день, когда я, стоя на краю драконьей ямы в королевском зверинце, познакомилась с Джейкобом, Эндрю был рядом и помнил, сколь необычным оказалось его сватовство. Действительно, если бы я стремилась найти нового мужа, интеллектуальный подарок мог бы выразить мою симпатию и уважение намного откровеннее, чем любой общепринятый символ любви…

Однако все это к делу совершенно не относилось. В пустыню меня привели не личные соображения, а профессиональные.

– Эндрю, мне хватает других забот. Ты служишь в армии и не хуже меня понимаешь, насколько важны наши исследования. Твое назначение в Койяхуак… ведь ты охранял там шахты? Хотя – не нужно, не отвечай: если и так, тебе, очевидно, нельзя этого разглашать.

В теории драконью кость можно было синтезировать. Процессом сим мы еще не овладели, но если когда-нибудь овладеем, потребуется сырье – в том числе некоторые минералы, коими изобилует Койяхуак.

– Сейчас, – продолжала я, – наши лучшие шансы на успех – здесь, в этом проекте. Мы должны противопоставить йеланским целигерам собственные, иначе отстанем от йеланцев и сдадим им наши позиции во всем мире. Если отсутствие Сухайла помогает мне сосредоточиться на работе, это только к лучшему.

– Но ведь не помогает, – заметил Эндрю, поднимаясь на ноги и отряхивая ладони от пыли и мелких камешков. – Я же вижу: ты задумываешься о чем-то постороннем по десять раз на дню. Кроме того, одно другому не помеха.

Тут я почувствовала себя такой усталой, точно была лет на десять старше брата, а не годом моложе.

– Помеха, Эндрю, в том-то и дело. Понимаешь, нас с тобой меряют разными мерками. Люди охотно простят оплошность, слабость, мелкий личный каприз, если речь идет о мужчине. Поцокают языками, посплетничают о твоем поведении… но, в самом худшем случае, проступок твой бросит тень только на тебя самого. Если же оступлюсь я, это отразится далеко не только на мне. Любая допущенная мной ошибка – несомненное доказательство тому, что женщины не годятся для профессиональной деятельности, лишнее подтверждение того, что Короне не следовало допускать женщину к такой должности. Мои недостатки – вовсе не только мои. Вот почему я не могу позволить себе слабостей, способных укрепить мнение, сложившееся обо мне и обо всех женщинах на свете.

Эндрю нахмурился и наподдал ногой камешек, подняв в воздух облачко пыли.

– Бред! Прости за грубость, Изабелла, но… ты совсем не такая, как другие женщины. И люди об этом знают.

– О да, – с сарказмом сказала я. – Я сделалась исключением из правила. Прекрасная увертка, не так ли? Если я – исключение, все, чего я достигну, никак не отразится на прочих женщинах, потому что я не такая, как они. Но данное разграничение куда-то исчезает, словно по волшебству, когда речь заходит о моих огрехах. Вот в этом случае – да, уж тут я – такая же женщина, как и все остальные.

Никогда в жизни я не видела брата таким смущенным. В последний раз, когда нам довелось одновременно оказаться в одной стране, я ни за что не заговорила бы с ним о подобных вещах. Сама не понимаю, что подтолкнуло меня заговорить об этом теперь – возможно, доверие к Эндрю, возможно, досада, накопившаяся за время, прожитое в Куррате, а может и (наверняка!) сожаления об отъезде Сухайла. Так гневно я не обсуждала этой темы даже с Томом, понимавшим мое отношение к сему вопросу лучше всех, за исключением разве что Натали.

Дабы избавиться от неловкости, Эндрю вернулся к предыдущей теме.

– Так вот, о Сухайле. Изабелла, я видел, с каким лицом он готовился к отъезду. По-моему, ты сделала ему больно.

Тут уж настал мой черед вздрогнуть и отвести взгляд, но фортуна не бросила меня в беде: в тот же миг пустынный ветер донес до нас скрежет когтей о камень. Повернувшись на звук, я увидела нашу дракониху на пороге ее пещеры.

Дракониха широко разинула пасть, со вкусом зевнула и улеглась у самой границы тени – погреться на солнышке. Чешуя ее там, где ветерок сдувал с нее пыль, сверкала золотом, широкий затылочный гребень время от времени приподнимался, улавливая токи воздуха, чем, вероятно, помогал избежать перегрева благодаря густой сетке кровеносных сосудов, покрывавшей его внутреннюю поверхность, так же, как и внутренние поверхности крыльев. Лежала она так неподвижно, что случившаяся неподалеку лисица рискнула пробежать мимо самой ее морды, но не успевшая проголодаться дракониха отреагировала на это, всего лишь приоткрыв глаз.