Франсуа Плас - Узник Двенадцати провинций

Ей нечем было меня угостить, кроме похлебки из травы, но я заверил ее, что это пир для моего пустого желудка. Даер, по своему обыкновению, привередничал, соизволил выпить три глотка, и то с большой неохотой, а последний и вовсе выплюнул. Утолив голод, я долго сидел у очага, завороженный призрачным танцем язычков пламени под котелком. От усталости щипало в носу, и я уснул, убаюканный тихим пришепетыванием и потрескиванием этого умиротворяющего тепла. В полусне я услышал, как хлопнула дверь. Позже повеяло холодным сквозняком, и я догадался, что старуха вернулась. Проснувшись, я первым делом собрал листки – они высохли, а некоторые почернели.

Старуха не умела читать, и я убедил ее, что все эти рисунки скрывают тайный код, что сам я гонец, что все это дело государственной важности и, разумеется, должно остаться между нами.

Я спросил ее, далеко ли до моря. По каналам и напрямик через поля путь был слишком долгий. Если же по реке, то придется ждать, когда она окончательно схватится льдом, потому что судам в ее течении не пройти, а на коньках по льду у берегов еще опасно. На лице ее явственно отразилось сомнение, когда я сказал, что пришел из Антвалса. На ее взгляд, было невозможно покрыть такое расстояние на коньках в столь короткий срок, тем более затемно. Она мне больше не верила. Да и слишком молодым я ей показался при дневном свете, чтобы сопровождать тайные послания. И слишком бедным, чтобы мне доверили манускрипт, стоивший, наверно, больше ее дома. И почему со мной эта слепая птица? Так и ждешь, что она вот-вот заговорит. Уж не колдун ли я?

Я поблагодарил хозяйку за гостеприимство, поспешно собрал страницы книги, сунул их в котомку и ушел, провожаемый ее неодобрительным взглядом и ворчанием пса. Небо было низкое, грязно-серое. Я не вернулся к реке, по ней все равно было далеко не уйти, и продолжил движение по каналу, лесистый свод над которым напоминал мне низины родной Бретани. Это было ошибкой. Чуть подальше показалась деревня. Прямо передо мной высился обросший сосульками шлюз. У дверей стояли два таможенника. Они как будто ждали меня и закричали, требуя подойти. Я развернулся и бросился в противоположную сторону. Услышал выстрел, свист у самого уха. Крак! Полетели щепки. Пуля из мушкета вонзилась в ствол в двух метрах от меня. Еще не смолкло эхо, как грянул второй выстрел, такой же раскатистый, как первый. Он был потише, но дыхание у меня перехватило, и я упал ничком на лед.

Лежа щекой на ледяной корке, я пытался прийти в себя. Даер скакал вокруг, клевал мне нос и уши. Он был прав, я и сам знал, что спать нельзя, если я не хочу замерзнуть насмерть и лишиться половины лица, но я не мог шевельнуться, тело будто налилось свинцом, а малая толика воздуха, которую я вдыхал, как ножом резала бронхи. По спине текло что-то горячее. Скрежетнули, приближаясь, коньки таможенников. Они подхватили меня под руки и куда-то понесли.

С меня сняли все до исподнего и надели длинную рубаху. Я лежал на откидной койке в голой комнате, где ничего не было, кроме большого стола и фаянсовой печки. Меня лихорадило, я весь трясся под шерстяным одеялом, спина была туго перебинтована, а на лопатке топорщился валик корпии.

Вошел бургомистр, чтобы лично допросить меня. Это был славный малый, неспособный принимать решения и озадаченный при виде растерзанной книги, листы которой были разложены на столе. Он не понимал, вор я, или ученый, или то и другое, но предпочел не рисковать и подержать меня под замком несколько дней, пока не удастся выяснить больше. Врача ко мне не приглашали, только его придурковатая служанка меняла мне корпию и приносила поесть. Она входила, хихикая, ставила еду на стол, снимала с меня бинты, едва не сдирая кожу со спины, накладывала новую повязку и, так же хихикая, уходила. Это было единственным моим развлечением за день. Боли в спине не давали мне продыха. Я не мог ни уснуть, ни подняться, ни найти позу, в которой их можно было бы терпеть.

Однажды утром девица открыла дверь, по своему обыкновению хихикая, но не одна, а с пибилом. Надо сказать, что Даер имел особое влияние на недалеких умом: казалось, он указывал ей путь по комнате с высоты ее чепца. Он раскланялся, приветственно поворковал фальцетом, запрокинув головку, и прыгнул ко мне на плечо, обдав лицо своим зловонным дыханием. Не знаю, где он был все это время, но кто-то явно снабжал его можжевеловой, а судя по тому, как он привязался к новой подруге, она, вероятно, имела доступ к запасам хозяина. Покончив с приветствиями, он обследовал мою спину осторожными касаниями. Его диагноз на кухонной латыни гласил, что лопатка задета, но цела, рана nondum gravissima [6] Не самая тяжелая ( лат .). , пуля – из карабина, уточнил он, диаметром меньше пуль из мушкета, – очевидно, была на излете и, заторможенная котомкой и находящимися в ней pagina d’al atlas anatomica merveillossa [7] Страницы чудесного анатомического атласа. , вошла между двумя ребрами и лопаткой, откуда извлечь ее невозможно. Осмотр донельзя впечатлил девицу, и она захихикала еще пуще, а Даер приосанился и присел в реверансе.

Дней через восемь или десять после ареста таможенники вернули мне одежду. Они получили приказ препроводить меня в Антвалс. Их отнюдь не радовала перспектива проделать такой долгий путь в трескучий мороз. Тот, что повыше, жалел, что не прикончил меня на месте. Вдобавок к собственному скарбу ему пришлось нести в своем вещмешке худо-бедно переплетенный анатомический атлас, годный, по его словам, разве что на растопку.

Для меня это тоже была не увеселительная прогулка. Обратный путь оказался куда тяжелее, хотя на сей раз шли мы днем и ночевали под крышей. Попробуйте сами бежать на коньках с веревкой на шее и простреленной спиной: каждый шаг выворачивал мне нутро. Рана моя загноилась. Жар усиливался к вечеру, и, когда мы добирались до стоянки, у меня подкашивались ноги. Я был кругом в долгах: все дорожные расходы записывались на мой счет, а два молодчика заказывали в тавернах разносолы и обжирались каждый вечер, что твои свиньи, щедро заливая трапезы спиртным, и Даер не отставал, только что не чокался за их здоровье, паршивец, будто уже забыл, что эти двое чуть не отправили меня на тот свет.

В Антвалсе в здании таможни меня встретил Йорн; лицо его отнюдь не выражало радости и еще больше вытянулось, когда я представил ему счет.

– Мало тебе было кашля, еще и горба на спине захотелось?

– Спроси своих дружков из таможни. Они подстрелили меня, как зайца.

– С уроками старого Абрахама и издержками на твое бегство ты прежде разоришь меня, чем хоть что-нибудь возместишь. Скажи-ка, почему бы мне не отправить тебя к позорному столбу?

– Не отправишь, потому что очень хочешь видеть меня доктором…