Эшли Дьюал - Полуночная буря [litres]

– Но что насчет источника? – Догмар нахмурил седые брови. – У нас почти нет воды.

– Пополним запасы завтра утром, по пути в замок Фера. Еще вопросы? Или нам уже можно сойти с этого палящего солнца? Почему здесь так поздно темнеет? В Станхенге наверняка уже сумерки. Проклятая земля.

Конь под Вольфманом загарцевал, и он пустил его рысью вниз по склону.

Вольфман упал на колени, как только солдаты покинули его шатер. Резким движением он сорвал с плеч плащ, потом отстегнул тяжеленные латы. Шелк одежды пропитался по́том она висела на нем, словно старые тряпки. Он снял и ее. Усталый и изможденный, Вольфман прикрыл глаза.

– Я не умру, – сказал он сам себе, хрипло втягивая воздух, – я не умру.

Почему-то только сейчас он подумал о своем отце Вигмане. Сколько раз он вместе с Эрлом Догмаром отправлялся в походы, которые длились месяцами, но сносил все тяготы воинской жизни, а вот Вольфману было трудно. Он сидел посреди палатки и точно знал, что может умереть прямо сейчас. От палящего солнца зудела кожа, а горло саднило и жгло от песка. Как бы яростно юноша ни втягивал в легкие воздух, его все равно не хватало. В голове неприятно шумело.

Милена де Труа не одобрила их поход. Он и сейчас видел безумные и испуганные глаза матери, когда она загородила собой дверь, раскинув в стороны худые руки. Но он не мог отказаться от возможности проявить смелость в преддверии жуткой войны. Ему должны были верить, в него должны были верить , и потому отправиться в поход было правильным решением, пусть и весьма опасным. Осилит ли он дорогу обратно? Хватит ли у него сил? Вольфман нетвердо встал на ноги, а потом внезапно сгорбился и в отчаянии закрыл глаза, стараясь сдержать громкий вой. Когда же мучительная болезнь оставит его в покое? Когда закончится эта вечная борьба с собственным телом? Он устал биться за каждую секунду своей жизни. Он стал королем! Люди Станхенга должны были полюбить его! Беды должны были отступить, а смерть – остаться позади! Но даже добившись всего перечисленного, он не избавился от яда, который безжалостно расползался по его телу. Вольфман неожиданно зашелся жутким кашлем и прикрыл ладонями рот. Припав спиной к деревянной опоре, он почувствовал вкус крови на своих губах.

Нет. Ему осталось совсем немного. Совсем!

Паника овладела Вольфманом, и он в ужасе посмотрел на свои красные пальцы.

Что будет дальше? Чего добьется Эльба? Сразит ли она Алмана? И кто встанет с ней рядом и возьмет ее за руку? Неужели этот оборванец из Дамнума?

– Мерзавец! – зарычал Вольфман и с трудом добрался до стола с кувшином багрового напитка. Эльбой должна будет руководить его мать, ею должен будет управлять Хьюго Кнут, но не бесчестный сильф, не этот бродяга. – Лжец и дикарь!

Он жадно отпил вина, отбросил кубок в сторону и застыл перед костром, в оцепенении уставившись на огненные языки. Сейчас они выглядели совершенно иначе – ярче и живее. Вольфман неожиданно подумал, что земли Халассана подпитывали огонь, ведь он родился здесь. Огненное сердце Калахара было уничтожено сто лет назад, но в его недрах все равно бурлила огненная лава. Наверняка там, внизу, под золотистыми песками, горело самое настоящее адское пламя.

Молодой король упал на толстые звериные шкуры и провалился в горький сон. В этом сне он умирал, так и не добравшись до Станхенга, а ведь ему так хотелось, чтобы о его гибели слагали легенды. Такие же великие, как и о его храбром отце. Он хотел быть великим , а не слабым и беспомощным.

Вольфман проснулся от жуткой судороги в ноге.

– Что же это! – рявкнул он, еле сдерживая слезы. Он мял пальцами икру и сипло дышал, надеясь, что никто не услышит его стенаний. Лоб покрылся холодной испариной, а щеки опалило жаром – безумно изнуряющее состояние, из-за которого король едва слышно всхлипнул и уткнулся носом в медвежий мех.

Когда боль отступила, Вольфман стыдливо поправил взъерошенные волосы и встал с перины. Он все еще не мог опираться на ногу и прихрамывал, когда направился за вином. Настоящим счастьем ему показалось ощущение кисловатой жидкости на языке. Интересно, его воинам хватило воды или запасы давно кончились? Возможно, стоило поделиться вином с ними, хотя Хьюго Кнут и даже его мать не одобрили бы такого мягкосердечия.

Неожиданно юноша услышал чьи-то тихие шаги. Никто в лагере от них бы не проснулся, но Вольфман не спал. Он в удивлении вскинул брови. Кому это захотелось прогуляться поздней ночью по пустыне Халассана? Вольфман выглянул из шатра и заметил людей Догмара – они следили за его покоями из соседней палатки. Вряд ли они упустили бы кого-то из виду. Король вернулся в шатер и замер – шаги послышались с обратной стороны его шатра. Вольфман решительно надел котту, затянул на бедрах кожаный ремень и убрал меч в ножны. Слабость в мышцах все еще чувствовалась, но он не стал обращать на это внимание и покинул свои покои.

Солдаты ринулись к нему, но он поднял руку и процедил:

– Нет.

– Но… ваше величество…

– Я сам.

– Но главнокомандующий Догмар…

– Его слова важнее слов короля?

Стражи в растерянности замерли, а Вольфман спокойным шагом обошел шатер. Он знал, что охрана ему не понадобится. Вовсе не огненные саны прокрадывались по лагерю среди ночи… а Аргон с Фиэнде-Фиэль. Это вполне объясняло, почему он отправился в поход. Логичнее было остаться с Эльбой, раз танцы с ней доставляли ему такое удовольствие. Но раз он отправился вместе с королевским отрядом, значит, намеревался сделать нечто более важное, чем украсть королеву и ее верность.

– Для ветра ты слишком громкий, – сказал Вольфман, увидев спину Аргона в десяти метрах от себя, и самодовольно улыбнулся. Как же ему понравилось лицезреть удивление на лице летающего человека, когда тот обернулся. – Надумал предать нас?

Аргон лениво ответил:

– Если вы так считаете, то зря пришли один.

– А кто сказал, что я один?

– Ветер сказал, – скривил губы Аргон. Вольфман нахмурился. Он не верил в россказни о магии стихий и потому счел слова дикаря насмешкой. – Что вы здесь забыли, Вольфман? Разве вашему величеству не нужно отдохнуть после долгого пути?

– Куда направляешься?

– Неотложное дело.

– И как это понимать?

Аргон молча повернулся к королю спиной и зашагал по холодному песку как ни в чем не бывало. Внутри у Вольфмана все сжалось, он бросился к дикарю и закричал:

– Я принял тебя и твоих людей, открыл вам ворота, позволил вам есть, пить, жить и сношаться на улицах Станхенга, потому что вам некуда было идти. А ты поворачиваешься ко мне спиной?

Бешеные глаза Вольфмана светились даже в темноте. Аргон устало вздохнул и так холодно посмотрел на юного короля, что тот отшатнулся.