Валерий Большаков - Первопроходец. Бомж с планеты Земля [litres]

– Функционировать, – нетерпеливо договорил Лахин, перехватывая инициативу. – Клишин рассказывал, что там звучит Голос, что он спрашивал его, как всякий доктор, и вылечил ото всех болячек. Только там не госпиталь, и вообще не медцентр – в Цитадели не лечат, а восстанавливают. Принесешь туда тяжелораненого – поставят на ноги. Притащишь раскуроченный компьютер – починят, как новый станет. Дерево засохло – оживят.

– Так и я о том же, – перебил его Бунша. – Только никто Клишину не поверил. Тогда он уговорил одного инвалида, одноногого и однорукого – на лесопилке «укоротили» – и отвел калеку в Цитадель. Через неделю вернулись оба – у каждого по две руки, по две ноги, а Клишин еще и от алкоголизма вылечился. Поверили им… Неделю спустя Клишина нашли мертвым. Пытали его и паяльником, и… Большой был набор инструментов. Вот и все. А калека бывший сбежал, в лес ушел. Вот с тех пор все ту Цитадель ищут, а найти не могут. И с самолета искали, и так, да все без толку.

Я задумчиво кивал, стараясь не глядеть в огонь. А то потом, когда в темноту глянешь, не увидишь ничего. И никого.

Рассказ про Цитадель был занимателен, вот только я опять не поверил Кузьмичу. Финтил он чего-то.

Уж коли «совки» тут больше полувека обретаются, стало быть, разведали все вокруг, и уж что-что, а «циклопическое сооружение» точно не пропустили бы. И я сделал еще одну зарубочку на памяти.

Неторопливый разговор у огонька расслаблял, и не только меня. Трое гвардейцев за соседним костром тоже утратили бдительность.

И когда над пустыми ящиками вздыбилась кошмарная тень, их осталось двое. Тень мгновенно изогнулась, материализуясь в пляшущем свете. Больше всего явившаяся из мрака тварь напоминала оборотня из ужастиков – могучее чешуйчатое тело, когтистые лапы, зубастая пасть, жуткие буркала.

– Упырь! – заорали у дальнего костра.

А упырь уже выбрал жертву – ляскнув пастью, он перекусил шею гвардейцу, сидевшему спиной к нему, и чихать он хотел на огонь. А вот товарищи погибшего сплоховали – отложили автоматы в сторонку, чтобы не мешали поглощать сухпай. Сидели, придурки, раскидав свой рацион, и шарили руками по синей пыли.

А я уже был на ногах, какой-то рефлекс во мне сработал, что ли. В два скачка я оказался около «калашей», упал на колено, хватая и вздергивая ствол. Короткая очередь в морду упырю отбросила тварь в темноту.

Перекинув еще один автомат икавшему охраннику, я обежал костер и добил шевелившегося «вурдалака».

Икавший как сидел, так, сидя, и открыл огонь в темноту.

– Чего ты патроны тратишь? – заорал я на него. – По видимой цели стреляй!

– Пуга – ик! – нуть, – прояснил он свою тактику.

– Лучше посвети!

Икавший послушался и схватил фонарь. Прыгающий луч обежал «огрызки» стены, глыбы, каменное крошево. Никого.

Лишь тогда я склонился над пострадавшим. Шея разорвана, но крови из артерии пролилось подозрительно мало – видать, не зря пристреленную мной зверюгу упырем назвали. Хлебнул, скотина, кровушки.

Кобура на поясе у мертвого охранника была расстегнута, а пистолет рядом валялся. Выпал, видать.

Я узнал «Гюрзу» [5] 9-мм самозарядный пистолет Сердюкова (СПС). – и не спрашивайте меня, как. Пистолетик убойный – за полста метров просаживает лист стали в пять миллиметров толщиной. И «защита от дурака» на нем стоит удобная, аж два предохранителя.

Кнопка-клавиша первого располагается на тыльной стороне рукоятки – стоит ее, рукоятку эту, плотно охватить ладонью, и он отключается. Второй предохранитель не дает нажать на спуск – его кнопка находится на спусковом крючке и выключается указательным пальцем.

Мигом сунув пистолет за пояс, я тут же и запасные обоймы позаимствовал. «Двухсотому» они уже ни к чему, а мне могут пригодиться.

Тут подбежали патрульные.

– Ушел? – крикнул усач в широкополой «ковбойской» шляпе.

– Сва – ик! – лили его.

Усатый посветил, ругнулся, увидав «груз 200», матюкнулся еще разок, узрев «оборотня».

– Ты его? – обернулся он ко мне.

– Я его.

– За это спасибо, – проворчал усач. – «Калаш» только верни.

Я протянул ему автомат, а про «Гюрзу» он не спрашивал…

Где-то с другой стороны участка разок та-такнул автомат. И все стихло.

Тут же показались жертвы оргнабора. Из-за вагонеток выполз безгубый и независимо отряхнулся. Его «подельники» уже налюбовались видом убитого чудовища и отошли подальше от границы темноты и света, а Димон боязливо приблизился. Глядел с очень серьезным выражением лица, а потом, повернувшись идти, выразился:

– Я таких в кино видел.

А вот я углядел другое – смутное пятно за его плечами. Я все это время избегал смотреть на огонь, поэтому и заметил ночного хищника.

– Падай! – рявкнул я, выхватывая «Гюрзу».

Надо отдать должное Димону – рухнул, как подкошенный. Из темноты тут же вырвался знакомый силуэт – упырь, вскидывающий лапы с выпущенными когтями, и напоролся на пулю. Рывок бестии почти погасил ее убойную силу, а вторая пуля добила тварь. Издав низкий рык, упырь повалился, придавливая безгубого. Тот завизжал – и сомлел.

Послышался топот – это спешили давешние гвардейцы, уносившие «двухсотого», и сразу три фонаря осветили чешуйчатую тушу упыря.

– Еще один?!

– Смотря который, – пояснил я, отдуваясь. – Тот, что сверху, сдох. Тот, что снизу, не должен.

Служивые вдвоем откатили труп чудища, вызволяя помятого, но живого и здорового Губошлепа. Залитый кровью и мочой упыря, безгубый, мне кажется, был даже рад такой «маскировке». Что-то мне подсказывает, он и сам напрудил со страху.

Сотоварищи увели безгубого отмываться, а я вернулся к «своему» костру. Эдика не было, а Кузьмич, похоже, и не покидал облюбованного ящика.

– Ну, ты даешь, – покачал он головой и кивнул на мою робу, под которой едва проступала «Гюрза». – Разжился?

– Пригодится в хозяйстве, – проворчал я.

– Эт-правильно… – кивнул Бунша, засовывая свой пистолет в кобуру.

А я подвигал плечами, руками, прогнул спину. Устал я чего-то…

– Аппетит не пропал? – поинтересовался Кузьмич.

– Ну уж нет!

Бунша подошел со свету и вытащил мешок, набитый не то кочанами капусты, не то футбольными мячами – было похоже.

– Пора подкрепиться, – сказал он.

Кузьмич вынул из мешка пару пупырчатых шаров и постучал ими друг о друга.

– Наш ужин, – объявил он. – Это вот – плод мясного дерева, а этот – хлебного. Не того, что на Земле растет, я те и не пробовал никогда. Все здешнее. Кладешь брот в костер – через полчаса каравай готов. Вот и все.

– А мясное дерево? – полюбопытствовал я. – Что-то типа соевого мяса?

– Чистая говядина! – высказался Кузьмич. – Или свинина. Тут от сорта зависит, – расширял он мой кругозор. – На юге, если по берегу от Усть-Герроса идти к Новой Ялте, растут махи со вкусом курицы или какой иной птицы.