Валерий Большаков - Первопроходец. Бомж с планеты Земля [litres]

Бунша снял панаму и пригладил растрепавшиеся седые волосы.

– Колись, суперагент ты наш, – сказал я, – за секретными сведениями охотился?

Бунша презрительно фыркнул.

– Вот еще… Человека одного искал.

– Какого?

– Посвященного.

– Во что? – по-прежнему не понимал я.

– Эдик, объясни.

– Это слово есть такое, – с готовностью начал Лахин, – в переводе с мангианского. Означает, по-нашему, высшее начальство. Кого-нибудь из разряда министров, скажем. Тука тебе рассказывал про святилище?

– Упоминал.

– Вот в том святилище и проходит обряд посвящения. Там стоит очень древнее устройство, машина такая. Она и определяет пригодность человека к статусу посвященного. Кое-кто пробовал обрести этот статус, в том числе и Александр Серга – этот тот самый «папа-основатель», который стал четвертым лишним. Не получилось! Исследователи из Института Внеземных Культур утверждают, что одним из условий посвящения является одобрение общественности, а за общественность тамошняя техника принимает цвергов, как преемников мангиан! Ну, и вот… Там и мозги надо иметь, и какие-то склонности, скрытые и явные таланты… Ну, как-то так. Так это правда – про посвященного? – повернулся Эдик к Бунше. – Я думал – слухи…

– Я тоже, – кивнул Кузьмич. – Но в ИВК есть один хитрый приборчик, он регистрирует всплески какого-то там поля при…. сейчас вспомню умное слово…

– При инициации портала? – подсказал Лахин.

– Сам бы вспомнил, – забрюзжал Бунша, – вечно ты все портишь. Короче, фиксировали они эти всплески, и не раз. Кто-то проходил через разные порталы, причем, не на Землю, а на другие планеты, но никто не знает, кто именно. А пользоваться порталами может только посвященный! Вот и все.

– Стоп-стоп-стоп! – поднял я руку. – Так это что же, «папы-основатели» – посвященные?

– Нет, – покачал головой Кузьмич. – Там все проще – портал на Землю, через который ты сюда попал, поврежденный. Сломанный он! Вот и все. Не блокируется, но и на другие планеты тоже не открывается, только на Мангу. Им всякий волен пользоваться, только руку приложи, куда следует, и готово. А посвященный может выходить на сотню миров! Вот и все.

– Ого…

– Вот тебе и ого… О, кажись, едут!

Я обернулся и заметил пыль за перевалом. Вскоре наверх выехали четыре «КамАЗа» с хунтами и пулеметными башенками, два «Урала» в той же комплектации, наливняк и три бортовых грузовика, доверху набитых ящиками и прочей тарой.

На перевале колонна остановилась, наружу полезли люди – размяться или отлить, а к нам подошел мужик лет пятидесяти, крепкий с виду, с обритой наголо головой. На нем ладно сидела такая же форма, как и у гвардейцев, только без погон, лычек и прочих шевронов. Лицо у мужика было обычное, если смотреть в профиль слева, а вот справа его «украшал» страшный шрам – три когтя располосовали мужицкую физиономию от затылка до подбородка.

Мы выстроились перед ним.

Сопя, мужик пытливо оглядывал стоявших в строю, сверля их маленькими синенькими глазками, как буравчиками. Завидев нашу группу, он подошел поближе, остановился и учинил нам «личный осмотр».

– С туннеля? – спросил он.

– С него, – ответил Бунша, как старший.

– Это хорошо, – кивнул бритоголовый. – Стало быть, не лодыри. Петрович звонил мне… Я – Саул Ручин, крестьянствую на север отсюда, у Горячих озер. Оружие есть?

– Пара пистолетов, пять автоматов.

– Маловато, конечно… – озаботился фермер. – Но для начала сойдет.

– Живность? – деловито уточнил Кузьмич.

– И преступность, – криво усмехнулся Саул. – Две банды шалят по соседству, житья от них нет. Но у меня двадцать фармбоев, и все знают, где у винтаря дуло. Так что… Ладно, занимайте третью и четвертую машину, вон тот «Урал» и «КамАЗ» за ним. Места должно хватить.

Бунша кивнул, и махнул нам рукой:

– Пошли.

Мы по очереди залезли в «ураловский» кунг, и я сразу «забил» место у окна. Сиденья в кунге стояли такие же, как в междугородних автобусах с откидывающимися спинками, хоть спи на них, а в глубине кузова имелись откидные полки, как в купе. Но вряд ли здешние дороги позволят заснуть.

Кузьмич с Димоном словно задались целью это проверить – развалились на нижних полках.

– Лучше лежать, чем сидеть! – прокряхтел Бунша.

Хмыкнув в ответ, я огляделся. Еще какие-то ящики с крышками поместились впереди, загораживая проход, а наверх, в башенку, вела лесенка, сваренная из труб.

– По машинам! – разнеслась команда.

Последним поднялся Федор. Ощерился, раскатал тонкий коврик из неопрена, прямо поверх ящиков, и завалился спать, надвинув на глаза панаму, видавшую виды.

– Солдат спит, служба иде-ет! – зевнул он.

Я отвернулся к окну как раз в тот момент, когда «Урал» зарычал мотором и тронулся. Недолгое время испытывая сладость движения по твердому покрытию – скала! – мой организм снова заекал от тряски – грузовик выезжал на нудный серпантин, спускавшийся в прибрежные леса. Колонна шла не торопясь до самого низа, а там машины выехали на лесовозную дорогу, чьи набитые колеи давненько ожидали хотя бы грейдерования, но так и не дождались.

И заросли вплотную подступили к проезжей части. Порой наглая лиана чиркала по кузову или скреблась плакучая ветвь.

Неожиданно обнаружил себя динамик наверху. Он громко щелкнул и проговорил голосом Саула:

– Охрана! Подъезжаем к тропе!

Дядя Федя ругнулся, но встал. Потянулся и залез в башню, устроившись на скрипучем откидном сиденье.

– Третий готов! – доложил он.

– Принято, – каркнул интерфон.

Впереди появился просвет, и тут же донесся приглушенный гогот пулемета.

Я резко пригнулся, выглядывая в окно напротив, и увидел, по кому велся огонь. Увидел, но понял не сразу. А когда понял, никак не мог поверить, что это не аттракцион по мотивам «Парка юрского периода».

Лес рассекала широкая просека, истоптанная вдоль и поперек, обильно унавоженная и вымешанная. А по этой просеке шагала огромная зверина, переступая шестью ногами-тумбами, часто поджимая средние, словно экономя «шасси». Покрытая, как черепицей, серыми роговыми пластинами, бестия игриво помахивала хвостиком-огрызком, а длинная, но могучая шея держала тупорылую башку, увенчанную массивными рогами. Головищу свою зверь мог положить, не напрягаясь, на подоконник третьего этажа.

Челюсти животного работали в неторопливом ритме, по-коровьи перетирая целую копну травы, а над слюнявым ртом вытягивался метра на три спаренный бивень, перепачканный в земле.

Завидев караван, зверюга выплюнула траву и вздыбилась – опершись на четыре свои лапы-тумбы, оторвала от земли переднюю пару, взревела, щеря слюнявый рот.

Дядя Федя тотчас же выдал короткую очередь, не стараясь пустить чудище в расход, – я видел, как 12,7-мм пули колотили по грудным пластинам «динозавра», но до его нутра так и не добрались.