Валерий Большаков - Первопроходец. Бомж с планеты Земля [litres]

В 2016-м я побывал на заседании Совета, но покинул его. Президиум Совета тогда разделился надвое – одни ратовали за войну до победного конца, других называли «окопниками».

«Вояки» знали лишь один путь борьбы – вооруженный. Долой империалистов, вся власть – Советам! «Окопники» возражали им – у нас, дескать, ружья охотничьи, а у гвардейцев пулеметы и автоматы. Вы хотите лить не только вражескую, но и нашу кровь? Так ее немного – вместе с «оккупантами» на планете проживает то ли пятьдесят, то ли пятьдесят пять тысяч человек. Население какого-нибудь райцентра. А зачем вообще кровопролитие? Надо отступить, собрать силы, и вот тогда…

Что должно быть «тогда», сторонники отступления не уточняли. Правда, и тех, кто звал на штурм, в атаку, в наступление, тоже слушали не все.

Мне же было сложно. Очень сложно. И тошно.

Я был против провальной стратегии «окопников», но и доводы «штурмовиков» я выслушивал, морщась. Самое же противное заключалось в том, что и «ястребы», и «голуби» были одинаково слабы.

Те «оккупанты», что вторглись на Мангу, были такими же русскими, как и мы, родившиеся здесь, и затевать гражданскую резню лично у меня не было никакого желания.

Надо было договариваться, но от договора бывает толк лишь в одном случае – когда обе стороны обладают силой. У нас же силы не было, а со слабым какой договор?

Вопрос стоял такой: как же нам усилиться? За счет чего?

Сталкеры предлагали обрести мощь благодаря всяким инопланетным гаджетам – они к тому времени откопали то ли два, то ли три робота, один из которых был боевым. И парочка плазменных излучателей имелась, изготовленных умельцами неведомо какой цивилизации. Где-то в нашей Галактике. А толку?

Киберы могли двигаться, они даже регенерацию запустили, восстановились. Но это были всего лишь навороченные игрушки – где взять запасные батареи для лазеров или бластеров, или что там на них стояло из лучевого оружия? А где сыскать зарядники для плазмоганов? Им же добрая тысяча лет! Никакие аккумуляторы, даже сверхдолговечные, не удержат энергию столько времени. Самим починить? А как?

Это все равно что ремесленникам средних веков показать телевизор и попросить сделать такой же. Они, может быть, корпус осилят, смастерят красивую коробку из полированного дерева. И все!

Так и у нас. Между укладом пришельцев и нашим лежал разрыв, который можно было заполнить, лишь освоив десятки новых технологий, о которых никто даже понятия не имел.

Вон, на том же портале можно было включить режим, при котором сам проход перекрывался этакой стеклянной стенкой – прозрачную, ее можно было пощупать, а вот пробить – никак. Только это было не стекло, и вообще не материя, а модифицированное пространство.

Какие принципы нужно было знать, какие науки изучить, чтобы раскатать пространство в лист?

Вот в таких раздраенных чувствах я и покинул Совет.

Отец к тому времени уже, наверное, выходил к западному побережью – он звал меня, заманивал, да так и ушел один со своим караваном. Пусть ему и всем его товарищам повезет, а я уйти не мог.

Почему я так хорошо помню день заседания Совета? Просто тогда произошло самое невероятное событие в моей жизни.

Я стал посвященным.

Многие до меня пытались пройти посвящение, и цверги никому не отказывали, пропускали в святилище, разрешали укладываться на странное ложе, продавленное по форме человека, вернее, гуманоида. Но ничего не происходило.

«Кандидаты в посвященные» лежали-лежали, ждали-ждали чего-то, хлопали-хлопали глазами, а потом поднимались и уходили, костеря (про себя) «больно разборчивых» мангиан. А друзей и знакомых уверяли, что древняя аппаратура давно сгнила…

В тот самый день я покинул Ново-Сталинку, пробираясь задами да гаражами. Я с детства знал все ходы и выходы, поэтому скрыться от патрулей мог легко.

Направлялся я на запад, желая предупредить старого Текуи. Цверги давно очистили туннель от следов присутствия упырей и жили там всем родом. Вот только слухи о святилище достигли ушей деятелей из Института внеземных культур, которым рулил один из четверки олигархов. И я опасался, что они нагрянут к цвергам за артефактами. Этого нельзя было допустить.

Поругание святилища – чем не повод к войне? А совкам биться на два фронта не с руки. Ведь для цвергов врагом станет хомо, хомо вообще, а не конкретные оккупанты. А попасть под раздачу, под отравленные шипы мне бы не хотелось. Да и святилища было жалко. Нечего там делать «проклятым империалистам»!

Самое, пожалуй, неприятное в этом заключалось в следующем – одним из завлабов ИВК стала Наталья Тимофеева, моя бывшая.

Воспользовавшись старым отцовским мотоциклом, к вечеру я добрался до гор. И поднялся по вполне приличной дороге до широкого уступа, куда выходили массивные ворота, запиравшие треугольный проем. Воротина была толщиной в два метра, но так хорошо сбалансирована, что ее легко было закатить одному человеку или цвергу.

Текуи каждый вечер их закатывал, но никогда не запирал. Тупые упыри не могли открыть ворота, а людей цверги не опасались. А зря.

Когда я приблизился к воротам, солнце село, но даже в сумерках я разглядел маленькую фигурку оо-така. Старик словно ждал меня.

– Будь жив, почтенный, – поклонился я.

– Будь жив, Аексанта, – ласково ответил Текуи. – А я стоял и смотрел на мир, укрытый тенью. Ныне он стал темнее, ибо прибавилось зла… Пойдем.

– Я хотел предупредить, почтенный Текуи, чтобы вы запирали этот вход даже днем.

Старый цверг покивал, вздохнул очень по-человечески и повторил:

– Пойдем, Аексанта. Пора. Ты обрел не только силу, но и ум, и знание. Пришел твой черед…

Он задвинул ворота и прижал ладонь к большому кругу в стене. Донесся глухой отзвук – сработал запор.

И Текуи повел меня к святилищу, объясняя по дороге, что не зря приходил ко мне, еще ребенку, ибо явственно видел во мне признаки, по которым определяют посвященного.

Я молчал, взволнованный и почему-то подавленный. Так и дошагал до того самого ложа. Разделся догола и улегся, как в форму для отливки статуи. Вроде камень, но не твердо и не холодно.

– Закрой глаза, Аексанта, и выпей настой успокоения. Пусть твои мысли перестанут носиться, как драчливые секу…

Я выпил приятный компотик и снова улегся. Мысли и впрямь угомонились. Текуи слышно не было, вообще никакие звуки не касались ушей, и я словно оцепенел, отрешаясь от всего суетного. И вдруг ощутил… Трудно объяснить… Неслышный гул. Понятно? Именно так, с неслышным гулом, будто распахнулись все стены вокруг, открывая бездну. Но она не пугала, и не влекла, и не всматривалась в меня. Только тихий голос зазвучал, непонятно на каком языке.

– Готов ли ты принять ношу? – спросил он.