Валерий Большаков - Первопроходец. Бомж с планеты Земля [litres]

– А это военная станция? – спросил я.

– Не совсем. Станция защищала северное полушарие планеты от космических угроз – от экватора до Гравигенного Кольца в Приполярье. Когда Новая сбросила покровы и сжалась в белого карлика, перемещать планету с дальней орбиты на ближнюю стало не просто – пространство буквально клубилось холодной материей.

Газы, пыль, обломки… Станция расчищала траекторию для Манги.

– Значит, станцию построили те же разумные, которые проложили туннели-бункера?

– Хм. Интересный термин. Да, станция была возведена приблизительно три миллиона лет тому назад.

– И ты помнишь все эти годы?

– У меня емкая память.

Я осторожно встал. Нет, слабости не было, меня не качало и не вело. Здоров, «годен», как пишут на медкомиссии.

– Еще раз спасибо, Иск. И… Можно маленькую просьбу?

– Я слушаю.

– Я приехал не один. Привез поврежденного боевого робота…

– Да, я ощутил работу его реактора.

– А ты не мог бы его починить? Я очень обязан Терминатору, за один день он дважды спасал мне жизнь.

– А я второй раз убеждаюсь в твоей приязни к неживым существам. Вези своего Терминатора сюда же.

– Я быстро!

Легко сбежав по пандусу, я отмахнулся от вопросов Лахина и схватился за тачку, нагруженную бренным корпусом робота.

– Эдик, ты лучше голову его захвати. Ладно?

– А куда ты его?

– К доктору, – ухмыльнулся я и покатил тележку.

В зальцу мы вошли вместе, я и Эдик.

– Иск, я привез его! – объявил я громко.

– Клади его в камеру, Александр, – последовал ответ.

Ровный пол вздыбился, вырастая огромным кубом, с трансформаторную будку величиной. Одна из стен куба протаяла, образуя вход, и я бодро вкатил тачку вовнутрь.

Лахин замешкался, и я его подогнал.

– Что стоишь? Заноси.

– Ага…

Эдик робко вошел в камеру и бережно опустил на пол дисковидную голову кибера.

– Это что? – прошептал он. – Все по-настоящему?

– Нет, – буркнул я, – мы тут придуриваемся.

Выйдя из камеры, я дождался, пока стенка зарастет, и спросил Иска:

– Нам, наверное, лучше выйти?

– Да, так будет лучше, – ответил Голос. – Во время ремонтных работ возможна эманация, опасная для живых.

– Тогда пока! И заранее спасибо.

– Пока. И заранее пожалуйста.

Я ухмыльнулся. Не зря, выходит, я испытываю приязнь к неживым – вон, у Иска даже чувство юмора прорезалось! Потянув за собою Эдика, я покинул зал. Лахин молчал, спускаясь по пандусу, но в холле шумно выдохнул.

– Фантастика!

– Научная, – поднял я палец.

Кузьмич лишь похмыкал в редкую бороденку, а Федор задумчиво щурился, затягиваясь самокруткой. Меня же переполняли эмоции. Я сам себе казался бутылкой шампанского, пробка из которой вот-вот вылетит, не выдержав напора веселящих пузырьков. Но я молчал.

Тишина стояла полная, и гулкие шаги заставили всех очнуться от дум. Мы обернулись и увидели, как из одного коридора выходит живой и здоровый Саул, а из другого появляется Терминатор, блестя, как новый.

– Ну, здорово! – расплылся в белозубой улыбке фермер, по очереди пожимая нам руки. – Только что из починки!

Робот бесшумно проплыл, обходя Ручина, и остановился в двух шагах от меня.

– Функционирую, братан, – доложил он. – Жду дальнейших указаний.

…Мы долго болтали, поздравляя Саула с «капремонтом», досталось и Терминатору, а потом как-то сразу угомонились.

Про то, что я посвященный, говорить было нельзя, пока, по крайней мере – это был тот самый туз в рукаве, который лучше иметь при себе. И про то, что и меня вылечили, я тоже смолчал.

Про амнезию знали только Кириллыч и Марина, но они были далеко, а мои новые знакомцы не ведали про мои «отдельные недостатки». Да и зачем им знать? Главное же в том, что мне самому не хотелось ни с кем «делиться».

С Кириллычем мы вместе выживали, и я просто вынужден был объяснить, что со мной не в порядке. А то всякие недоговоренности обязательно бы возникли, портя наши отношения.

Но признаваться тому же Эдику или Кузьмичу, что я ничегошеньки не помню, было стыдно. Жаловаться надо врачу, а друзей грузить зачем? К тому же, потеря памяти была для меня схожа с ампутацией, с утратой важной части своего «Я».

Попросту говоря, я был калекой, а к инвалидам, чего бы там ни выдумывали журналисты, здоровые люди относятся с неким болезненным интересом, как к уродцам из кунсткамеры. Жалость – да, многие испытывают ее к «людям с ограниченными возможностями», как политкорректно называют увечных, но жалость эта носит явный оттенок брезгливости. А зачем мне еще и такое испытание?

Но теперь все переменилось, сразу и вдруг. Спасибо Иску за «минимизацию шока», но сразу привести чувства в равновесие не получалось. Мне то хотелось орать, свистеть, мутузить кого-нибудь, то я впадал в блаженную нирвану, когда ни говорить, ни двигаться не хотелось совершенно, а то вдруг находила тревога, неясная и докучливая, покрывая как тень.

Я даже не знал, что за беспокойство точило меня в эти моменты, а поразмыслить спокойно, разобраться, что к чему, не удавалось – эмоции плясали, мысли скакали. Полный сумбур в голове.

– Ну что? – разлепил я губы. – Поехали?

– Поехали, – кивнул Саул.

– Поехали, – согласился Бунша. Покашлял и добавил строго:

– Вы вот чего… Никому ни слова о Цитадели! Иначе… Сами понимаете! У людей крышу сносит, когда они только подумают о миллионе, а тут дело миллиардами пахнет! Вот и все.

– Правильно, – серьезно кивнул Федор. – И пытать будут, и что угодно делать. Нашим тоже ничего говорить не надо. Мало кто знает, до чего Саула довели. Спросят если, надо говорить, что к врачу ездили! А куда, чего – не ваше дело, и все.

– Согласен, – кивнул Саул. – Пошли тогда.

Мы покинули полутемный прохладный «холл» и вышли на солнце. А тут и мысли мои уняли свой суетливый хоровод. Я даже переключил думы на другое.

Меня словили на Земле и доставили на Мангу без спросу, я подчинился. Но теперь-то я цел и невредим, и не убог более! И знаю, кто я.

Значит, что? Значит, надо решать, как жить дальше – самому жить, по своему хотению, по своему разумению, а не плыть, куда тебя несет.

Течение жизни совсем не такое, как у реки. Ручеек, вытекая из болота, впадает в ручей побольше, тот вливается в приток большой реки, а река несет свои воды к морю, в океан. В жизни все наоборот: будешь плыть по течению – тебя вынесет в болото. Аминь.

Это все ясно и понятно, но пока что четкого плана, как быть и что делать, я не имел даже вчерне. В конце концов, посвящение свое я пока что освоил достаточно однобоко, увлекшись порталами. А что еще я умею? Что знаю? Что могу?

Спасибо Текуи, что помог мне взвалить ношу, а какой хоть груз?

Тут я улыбнулся, подумав, что родовое святилище Текуи мне удивительно напомнило старые станции метро, особенно «Комсомольскую».