Джей Кристофф - Годсгрейв [litres]

– А я уж думала, что ты и не попросишь.

– Я и не просила, помнишь?

Улыбаясь, Мия поцеловала Эшлин в веки, щеки, губы, морально настраиваясь к прощанию. А затем встала с кровати, их кровати, и обмоталась своими лоскутками ткани, с ужасом думая о солнечном свете, ждущем за занавесками. Тем не менее Мия раздвинула их, щурясь от яркости снаружи, и кинула прощальный взгляд на красавицу, которую оставляла позади.

«Изменилось ли что-то между нами?»

Вздохнув, она выпрыгнула под ожидающий свет.

Ничто и никогда уже не будет прежним.

– Бездна и кровь, как же горячо .

Мия вздохнула и закрыла глаза, погружаясь ниже в источающую пар воду. Та сомкнулась над головой девушки, звуки купальни моментально приглушились, весь шум мира снаружи свелся на нет.

Она замерла во тьме и тепле, наслаждаясь ощущениями в задеревенелых мышцах. Последние две недели они с Фурианом и Мечницей постоянно тренировались под палящими солнцами, но трио так и не научилось сражаться вместе, как единое целое. Зная, что шелкопрядица их не пощадит, Аркад был безжалостным в круге, и у Мии начали болеть мышцы, о существовании которых она даже не подозревала, все тело покрылось черными и фиолетовыми синяками. С каждой переменой она все больше злилась на Фуриана.

Задержав дыхание, девушка плыла в невесомости под водной гладью. Мия на секунду вспомнила о бассейне Адоная, о Кровавой Тропе из Тихой горы. Подумал о Солисе, Друзилле и остальных. О роли, которую они сыграли в крахе ее семьи.

Чем они сейчас занимались? Несомненно, помогали Скаеве обеспечить себя четвертым сроком. Купались в деньгах, как свиньи в грязи. Но консул, а, следовательно, и Духовенство, наверняка уже теряли терпение из-за отсутствия прогресса в поисках карты Дуомо. Как от них отбивался Меркурио?

Уже не в первый раз Мия осознала, как сильно рисковал ради нее бывший наставник. При этой мысли она почувствовала стыд, что когда-либо смела подозревать, будто Меркурио может ее предать. По правде говоря, Мия скучала по нему. По его советам, хриплому голосу курильщика, даже по ублюдочному темпераменту. Но довольно скоро она вернется в Годсгрейв и выйдет на пески арены. Тогда они и увидятся. И после, когда дело будет сделано.

«Предполагая, что меня не убьют в Уайткипе…»

Когда легкие загорелись, Мия вынырнула на поверхность, окутанная паром. Сморгнув воду с глаз, увидела Волнозора, проходящего в купальню. Мужчина блестел от пота после тренировки и был притрушен пылью и грязью с круга. Он в одиночку пел дуэт «Ми Ютори» – женскую партию фальцетом, а мужскую своим традиционным баритоном. [41]Сняв набедренную повязку на соответствующей драматической ноооооооооооте , он шагнул в ванну, и Мия рьяно ему зааплодировала.

– Вы слишком добры, ми донна, – мужчина поклонился.

– У тебя замечательный голос.

– Я учился у самых лучших.

– Ты вправду работал актером в театре? – поинтересовалась она, наклонив голову.

– Нууу-у, – протянул двеймерец. – Однажды я работал в нем швейцаром. В более счастливые перемены. Мне всегда хотелось выступать на сцене, изумлять толпу, но… – он пожал плечами, глядя на стены вокруг. – Этому не суждено было случиться.

Мия критично рассматривала мужчину, пока тот тянулся за мылом. Волнозор был демоном на песке, возможно, немного недисциплинированным, но сильным, как бык. Она могла поспорить, что его руки с легкостью обхватили бы все ее горло и разломали бы череп, если бы он приложил достаточно усилий, а представить его в трико и играющим в какой-то пантомиме было так же легко, как представить, что у нее вдруг выросли крылья.

– Дай угадаю, – он поднял бровь. – Ты считаешь, что я не похож на работника театра.

– Прости, – хихикнула Мия. – Вообще нет.

– Ты прощена, – улыбнулся Волнозор – Мой отец тоже так говорил. Видишь ли, он воспитывал меня искусству стали. С детства учил ломать людей голыми руками. Он намеревался вырастить из меня почетного стража-бару, как его отец перед ним. Назвал меня глупцом, когда я сказал, что хочу быть трагиком. В конце концов, суффи не назвала меня Сценолюбцем. Но мне не нравилась мысль, что за меня решают, кем я могу и не могу быть. Поэтому все равно попытался. Эта мечта преследовала меня во снах. Но лучшие мечты случаются наяву.

Мия невольно закивала, в ее груди начало проклевываться восхищение.

– Так что, я отправился в Город мостов и костей, – продолжил Волнозор с драматичными нотками. – Нашел труппу, которая согласилась взять меня к себе. В маленький театр под названием «Прибежище».

– Я знаю его! – радостно ахнула Мия. – Он в Низах!

– Да, – Волнозор широко улыбнулся. – Величественное старое здание. Мне не хватало обучения, поэтому я начал с малого. Поначалу просто стоял у двери и прибирался после спектаклей, но для меня и это казалось волшебным. Слушать известные старые драмы, наблюдать, как поэзия сплетается в воздухе, словно паутина, как эпические сцены оживают на глазах у увлеченных зрителей. Вот в чем сила слов: тридцать три маленькие буквы могут окрасить всю Вселенную. – Его голос наполнился тоской. – Это были самые счастливые перемены в моей жизни.

Мия знала, что стоит помалкивать. Что ей не нужно знать больше об этом мужчине. И все же…

– Что произошло? – сорвалось с ее языка.

Волнозор вздохнул.

– Эмилия, одна из наших актрис. Она приглянулась какому-то сыну богача. Его звали Павлом. Донна ясно дала понять, что не заинтересована в его ухаживаниях, и мне пришлось пару раз выводить его из театра, когда он слишком злоупотреблял золотым вином, но в этом не было ничего необычного. Все-таки, это не наилучший район города. Все шло действительно хорошо. Труппа начала зарабатывать деньги, количество зрителей возрастало. Я усердно учился и должен был играть свою первую роль в одном из спектаклей – короля волхвов в «Марке и Мессалине», знаешь его?

– Да, – улыбнулась Мия.

– В ту перемену я должен был выступать в паре с девушкой. Но, похоже, даже после отказов Эмилии и моих выволочек малыш Павел не привык получать отказы.

– Как и большинство богатеньких сынков, – кивнула Мия.

– Ага. После генеральной репетиции я обнаружил этого ублюдка за кулисами. Он пытался изнасиловать Эмилию. Ее наряд был порван. Губа разбита. Обо всем остальном можешь догадаться сама. В конце концов, отец с детства меня учил ломать людей голыми руками.

Волнозор посмотрел на свои мозолистые от клинков ладони.

– Но он был сынком важной шишки. Только показания коллег по театру спасли меня от виселицы. Вместо этого меня отдали в рабство, а вырученные деньги отдали Павлу в качестве компенсации за сломанные руки.