Диана Ибрагимова - Тайнопись видений [litres]

Каково же было удивление Нико, когда он увидел за спиной стражника, проверявшего бумагу, стройный силуэт Данарии, освещенный гирляндами. Императрице не было и тридцати. Она казалась очень маленькой среди огромной беседки, облюбованной бесшипыми розами. Нико уже хотел спросить, не служанка ли это, но золотые одежды говорили сами за себя.

«Да сожги меня затмение! – мысленно выругался принц. – Она мне даже в матери не годится! Этот Валаарий вообще в своем уме? Это какая по счету его жена?»

Властии женились один раз и повторно вступали в брак, только если теряли супругу, например при родах, поэтому традиции Большой Косы сильно удивили Нико. О таком учитель не рассказывал. Принц коротко выдохнул, встряхнулся и зашагал к беседке.

Данария что-то читала, сидя на бархатном диванчике. Она казалась увлеченной, поэтому Нико молча поклонился и встал неподалеку, прислонившись спиной к колонне. Он представил себя на месте Данарии и нашел резкое приветствие раздражающим, поэтому просто тихо наблюдал за молодой женщиной, а та, хотя и заметила его приход, не подняла голову от романа, и новоиспеченному слуге ничего не оставалось, кроме как исподволь разглядывать госпожу.

На вид ей было двадцать пять или двадцать шесть лет, но могло оказаться и больше. Мать Нико благодаря косметическим хитростям никогда не выглядела на свой возраст. Кудри госпожи, цвета спелого меда, были убраны в сложную прическу, закрепленную на затылке жемчужным гребнем. Серьги походили на броню: тонкое золотое плетение начиналось у мочки и заканчивалось на верхушке уха, покрывая его почти полностью. В качестве наряда выступало белое узкое платье с драгоценным шитьем. Нико давно заметил, что одежда валаарцев, в отличие от соахской, более плотно прилегает к телу. Он нигде не встретил дутых туник и шаровар. Наверное, такой стиль покроя оправдывался холодным климатом.

«Я понял, – подумал Нико, от нечего делать пустившийся в создание теорий о восточных традициях. – Вокруг Большой Косы огромные водные пространства, торгуй – не хочу. Это Террай зажат со всех сторон, а здесь такой проблемы никогда не стояло. Значит, Валаарию не нужно выбирать невесту в политических целях, чтобы договориться о проходе через проливы или совместной торговле в морях. Вот он и берет себе в жены кого хочет и когда хочет. Меняет, как рубашки жарким летом. А у нас, если расторгнуть брак с супругой из другого государства, прервется и контракт… И с кучей наследников у старика никаких проблем. Их, наоборот, нужно как можно больше, чтобы на островах правили только свои. При таком раскладе и детям хватит, и внукам достанется».

– Что ж, кажется, я не дождусь, пока вы заговорите, – сказала Данария, наконец посмотрев на Нико.

Их взгляды встретились – бирюза и сапфир. И где-то между волнением принц отметил удивительную красоту этой женщины. Не идеальную, как у мраморных изваяний, совершенных в симметрии и гармонии пропорций, а хранящую в себе необычное, выразительное очарование. Лицо у Данарии было по-детски круглое, и она искусала губы, переживая прочитанное в книге. Нико мог бы счесть ее совсем юной, но синие глаза давили властью и знаниями.

– Приветствую вас повторно, моя госпожа, – сказал принц, кланяясь и стараясь выразить улыбкой всю свою харизму. – Меня зовут Нико. Мне показалось неуместным перебивать ваше чтение, поэтому я предпочел подождать.

Судя по взгляду императрицы, он ей понравился, но холодный тон не оставил надежды на симпатию:

– О, это весьма любезно, но вы здесь не затем, чтобы изображать столб, пока я погружена в роман. В противном случае вы можете оказаться лишней деталью моего окружения.

«Она хочет сразу же меня вытурить. Если я не зацеплю ее следующей фразой, то вылечу. Подобострастие тут не годится, она использует его, чтобы промять меня дальше. Я начну извиняться, и это будет ей на руку. Ладно, рискнем иначе».

– Я бы мог завести беседу о «Трепете летних ветвей», – сказал Нико, глянув на книжный корешок. Он посмотрел на стражников и внезапно перешел на соахский. – Но, как по мне, это одно из самых унылых произведений Доментука. Я вообще не понимаю, как вы читаете этого дозатменного армадийца. Стиль его изложения напоминает мне мелко рубленные щепки.

– Должно быть, вам попался плохой перевод, – нахмурилась императрица, явно задетая словами юноши.

Она тоже перешла на соахский, и Нико про себя щелкнул пальцами.

«Сработало!»

– Как по мне, переводчики хотя бы привели текст к более удобоваримому звучанию, – возразил он. – К несчастью, я читал Доментука в оригинале, и, смею заметить, он зря взялся описывать чужую легенду на западном наречии.

– Ах вот как! – не то удивилась, не то возмутилась Данария. – Значит, вы презираете искусство великого писателя и мои вкусы?

– Ничего не имею против ваших вкусов, но назовите хотя бы одну причину, почему он великий?

– Назвать причину? Вы смеете мной командовать?! А вы оправдываете слухи о своей дерзости!

– Нет, я пытаюсь наладить диалог, – сказал Нико, усаживаясь на парапет и косясь на стражу, не сводящую с него глаз. – Вам, наверное, скучно выслушивать целыми днями людишек вроде меня, но мне очень нужна работа!

– Такой наглости я еще не встречала! – вспыхнула императрица, вставая.

– Тогда на этом я, пожалуй, вас оставлю, – улыбнулся Нико.

Он соскочил с парапета, поклонился и сбежал по ступенькам в сад. Сердце колотилось, как бешеное.

– Немедленно вернитесь! – возмутилась красная от злости Данария. – Я велю вас казнить за такие оскорбления!

– А разве вы только что не собирались вышвырнуть меня отсюда? – наигранно удивился Нико. – Я лишь хотел предвосхитить ваши ожидания!

– Ужасный! Просто ужасный нахал! Убирайтесь из дворца немедленно!

– Сначала я выполню ваш первый приказ, – заявил Нико и вернулся обратно в беседку.

Императрица выглядела совершенно растерянной, а стража не понимала язык, на котором говорит госпожа, поэтому бездействовала.

– На самом деле истоки легенды о Руши зародились не в Армадии, а в государстве Бодь-й-а, – сказал Нико. – Смею заметить, что настоящий герой был темнокожим и его звали далеко не армадийским именем. Его звали Пальо-ок-и-йока-а. Но центральный мир предпочитает рассказы о себе подобных, так что я, на месте Доментука, тоже бы все переврал, но не настолько же.

– Вас совсем не учили манерам? Как вы ведете себя со мной?

Принц низко поклонился и простоял так довольно долго.

– Простите, моя госпожа, – сказал он, распрямившись. – Я самоубийца, раз позволил себе такое и понесу наказание, но думаю, это был единственный способ задержаться с вами чуточку дольше. Я уже обеспечил себя шлейфом нелестных слухов от того, что не захотел потакать капризам сына первой придворной, и при другом раскладе вы прогнали бы меня мгновенно, а так я все же сумел обмолвиться с вами парой слов. Дерзость может считаться… проявлением смекалки?