Диана Ибрагимова - Зенит затмения

– Где ты гуляешь? – спросил он, увидев Чинуша. – Я хотел выпить с тобой.

– Я… – Мыш сглотнул. – Простите, мой господин, я не знал. Я вернулся бы раньше.

– А я думаю, ты знал, – сухо заметил Тавар. – От тебя несет потом и спешкой. Куда так торопился? Почувствовал, что я тебя жду? Ладно, не отвечай. У меня к тебе другой разговор.

Мастер дружелюбно похлопал его по плечу, потом по шее. Он никогда так не делал, и Чинуш почуял подвох, но слишком поздно. Что-то острое проткнуло его кожу, и темнота схлопнулась над мышем в тот же миг.

Он очнулся на полу в главном зале и, поднявшись, увидел вокруг два десятка молодых остроухов и столько же учеников, недавно принятых во дворец. Оружейного пояса не было.

На возвышении под золотым балдахином, в плену мягких подушек, сидел Тавар и курил трубку из слоновой кости.

– Ты и правда думал, что я глух и слеп? – сказал он, выпустив кольцо дыма. – Ты думал, я не замечу? Хева работает на меня с тех пор, как ты впервые пришел к нему. Это Маро велел ему сказать, что Нико уехал по центральной дороге, чтобы ты в первую очередь проверил дворец.

У Чинуша по спине пробежала волна мурашек.

– Вот почему я живу по принципу недоверия, – сказал Тавар, глядя на него, как на кусок грязи. – Любая шавка может укусить руку хозяина, которая кормит ее. Ты предал меня, Чинуш. Я дал тебе имя, новую жизнь и кров. И как ты поступил со мной?

Тавар поднялся с подушек и достал пистоль.

– Я хочу, чтобы твоя судьба послужила уроком молодежи. Они давно следят за тобой и знают, что ты меня предал. Все остроухи наблюдали за твоей жалкой попыткой обезопаситься, Чинуш. И они увидели на твоем примере, как это бесполезно. И сейчас я покажу им, как поступаю с предателями.

Чинуш молча стоял на коленях и смотрел в пол, сгибаясь под тяжестью слов. Теперь он понимал, почему его не связали. Тавар знал мыша слишком хорошо. Он не побоялся оставить его руки и ноги свободными. Он показывал остальным свое превосходство. Уверенность в том, что предатель не сбежит.

Чинуш слышал, как Тавар, не торопясь, засыпает в открытую полку порох и вгоняет в ствол пулю. Мастер был прав: любовь к нему не подчинялась жажде жизни. Мыш до последнего верил, что Тавар не выстрелит. Это просто наказание. Жестокий урок. Все не по-настоящему.

В это момент двери позади Чинуша распахнулись, и внутрь вошел Маро. Он поклонился, мазнул взглядом по мышу и обошел его.

– Проклятье, ты не вовремя! – вспылил Тавар. – Я преподаю молодежи урок, ты не заметил?

– Простите, вопрос не требует отлагательств, – коротко сказал наемник. – Мы нашли принца. Каков будет ваш приказ?

«Нико жив!» – подумал Чинуш, и эта мысль обожгла его.

– Проваливай за дверь! – скомандовал Тавар. – Вернешься, когда я разберусь здесь!

Маро направился к выходу, а мыш наконец взглянул на мастера. Тот поднял пистоль и целился Чинушу в голову. Мыш хотел перекатиться и убежать. Но ноги не двигались, прикованные к полу взглядом божества.

«Он этого не сделает, – повторял внутри Чинуша мальчик, стоявший в закоулке среди трупов детей. – Он тебя любит».

Тавар взвел курок до второго щелчка и выстрелил Чинушу в голову.

Осечка.

«Это примерно в одном случае из двадцати, но мы постепенно совершенствуем механизм», – прозвучал в голове голос Тиаса.

Лик божества раскололся на тысячу осколков. Мыш дернулся в сторону, выхватил с пояса ближайшего мальчишки метательный нож и полоснул его по горлу. Сорвал кинжал и убил еще двоих. Тавар бросил пистоль и метнул в предателя лезвие, но не попал: мыш прикрылся вторым учеником и рванул к дверям, за которыми стоял Маро. Спустя секунду Маро упал на колени с ножом в виске.

Мальчик, стоявший в закоулке среди трупов, отпустил руку божества, и мыш понял, что не готов умереть. По очень странной и глупой причине. Потому что Нико еще жив.

«Он тебе дорог, – сказал мальчик внутри Чинуша. – Поэтому ты не можешь его убить. Защити его. Защити его от Тавара. Теперь он твое божество».

Инстинкты внутри Чинуша проснулись. Сметая всех на своем пути, он выскочил в сад и, сопровождаемый окриками погони, скрылся в темноте. Ночь забрала его под свое крыло.

Легенды Торфяной земли и Болот Фаври совершенно идентичны, а все потому, что изначально это было единое государство. На востоке Намула, там, где заканчивается Большеречье, берут начало великие Болота Фаври. Они обширны и опасны. Долгое время считалось, что в той стороне и вовсе никто не живет, но моряки и картографы однажды огибали «летучую мышь» и обнаружили поселения в северо-восточном уголке материка, докуда, как оказалось, не доставали топи.

Люди жили там изолированно, питались в основном дарами Бескрайнего океана и скудной растительностью. Земледелие и скотоводство были развиты слабо, и часто случался голод, поэтому намулийцы изучали болота в поисках пищи. Они заходили все дальше и дальше. Со временем в безопасных местах Фаври появились первые стоянки, превратившиеся в селения. Так болота стали чем-то вроде отдельного государства.

Населения там очень и очень мало. Фаврийцы живут крошечными общинами и обладают недюжинной смелостью. Они – настоящие дети топей, а главный их девиз: «Не верь своим глазам» – уходит корнями в зыбкую среду обитания, где гнилая палка может оказаться змеей, кривая коряга – крокодилом, а крепкий на вид ствол дерева – трухлявой оболочкой. Ступи на такой, и тебя тотчас затянет в трясину.

С тех пор как Торфяная земля открылась остальному миру, к ней проложили дороги, чтобы торговать с остальными государствами торфом, который местные жители, кажется, одни из первых в Намуле приспособили под топливо.

Теперь Торфяная земля и Болота уже не так отрезаны от центрального Намула, однако там сохранилась совершенно самобытная культура. Особенно в Фаври, где некоторые племена все еще живут по законам древних времен.

Черное солнце они сравнивают с ално́са. Это растение-трехдневка, цветущее почти круглый год. Оно вырастает за сутки, на вторые распускается нежно-желтым шариком, а на третьи темнеет и осыпается спелыми семенами. Про то, что затмение сжигает людей, ни фаврийцы, ни торфяны не знали до тех пор, пока к ним не пожаловали моряки. Когда они немного научились языку местных жителей, то спросили, почему торфяны не выходят в чернодни на улицу, если не верят в затмение. Оказалось, те считают, будто в это время просыпаются болотные чудовища. И именно они уносят мертвых и больных, оставленных в дар топям.

Еще торфяны объяснили, отчего в затмение нельзя открывать окна и двери. Если чудовище увидит человека и запомнит его лицо, жертве не миновать плена и смерть может настигнуть ее в топях быстрее, чем того желает судьба. Особенно этого боятся фаврийцы, для которых болота давно стали и домом, и тюрьмой.