Диана Ибрагимова - Зенит затмения [litres]

– Тогда они точно заподозрят нашу связь, – заметил Марх. – Я не думаю, что они будут нас трясти. На их взгляд, мы просто твои деньги, Нико. Ты продал нас и сбежал. Они максимум расспросят смотрителей.

– Уходите, если будет опасно! – жестко сказал принц. – Это все.

На острове Единственный, окруженном водами Бескрайнего океана, люди долгое время думали, что в мире нет больше ни единого клочка земли помимо их цитадели. Поэтому местная мифология рассматривает Единственный как центр мира, колыбель цивилизации и тому подобное.

Жители острова – атеисты и не верят ни в кого, кроме себя. За основу мира они берут человека, как высшее существо – венец творения природы. Они каким-то образом используют ту же энергию, что производит молния, и на основе этой невероятной силы создают различные приборы. Например, лампы, которые горят без огня, за счет спирали. Когда приходит срок, они перегорают и остывают, поэтому на Единственном иногда шутят, что кто-то наверху раз в три дня выкручивает лампочку и заменяет ее на новую. О затмении как об элементе божественной силы они не думают. Для них это скорее часть естественного отбора. Например, сумасшедшие и полоумные не понимают, что в затмение нельзя выходить на улицу. И никто их не учит, поэтому они просто сгорают, а «умные» люди остаются живы. Таким образом, людской род как бы прогрессирует, избавляясь от убогих.

Жители острова верят, что властвуют над природой и в конце концов починят даже солнце, так же как через половину океана от них, на Руссиве, заявляют: «Природа и есть Бог».

Люди на Единственном словно шагнули на несколько десятилетий вперед. Я слышал, что они используют для этого знания прималей, но сам ни разу не смог убедиться. Дело в том, что на Единственный почти невозможно попасть. Местные жители тщательно защищают свою обитель от «дичья» и мнят себя пупами Сетерры.

Что ж, их прогресс в самом деле удивителен. Но и беспринципная жестокость там процветает. Существуют даже некие умственные отборы, по которым определяется судьба человека и его роль в обществе на всю оставшуюся жизнь.

Не знаю, как они поступают с порчеными, но вполне могу догадаться благодаря прималям. Если они настолько сильны и продвинуты, значит, порченых наверняка убивают во младенчестве и «очищают» от них людской род, следуя жуткой теории естественного отбора.

Я бы никогда не узнал о жизни этих замкнутых людей и побоялся подобраться к острову, ибо он защищен мертвой стеной, по которой пробегают молнии. Но у них стали кончаться минералы и материалы, за счет которых они занимались «покорением природы», поэтому завязалась торговля, и однажды мне довелось встретить человека оттуда.

Он был неразговорчив и смотрел на меня сверху вниз, как лось на блоху. Я тогда почувствовал себя ничтожным перед его знаниями, но не растерялся. Мало кто может посоперничать с моим навыком добиваться расположения людей, подстраиваться под них и делать так, чтобы им хотелось говорить со мной.

Емал весьма гордился своим островом. Он сказал, что однажды Единственный прогремит на всю планету благодаря науке, а его ученые устранят все опасности, какие только существуют на свете. Они создадут новый мир и будут им управлять. Будущее Сетерры – это люди-знания, люди-изобретатели, люди-боги. Они уничтожат черное солнце и станут новой религией. Для меня это прозвучало так, будто весь мир вскоре станет тюрьмой.

Материк Террай, государство Соаху, г. Падур, 7-й трид 1020 г. от р. ч. с.

– Старая У! – крикнула Яни, распахивая дверь в глиняную хижину.

Она чуть не сломала соломенное полотно, укрепленное ветками, и огляделась по сторонам. Вроде никто не заметил, как грохнула. А то ругаться будут.

– Старая У, ты здесь? Я тебе поесть принесла!

В логове самой древней жительницы рудника всегда пахло кислятиной. И от самой У, и от ее странных заготовок из квашеной травы. Комната тут была только одна. Круглая и совсем без мебели, поэтому чашку Яни поставила на коврик, а сама села на другой, напротив порченой.

Старой У весной исполнилось девяносто три года. Она была меньше Яни, сгорбленная и сморщенная, как будто вместо кожи к ней приклеили мятую ткань. На руках и лице У, помимо алых шрамов, виднелись темные пятна, но волосы, убранные со лба скрученным платком, нисколько не поседели. Они были толстые, короткие и взъерошенные. Яни понимала, почему старая У так стрижется. И ночью, и днем жарко, а мыться особо негде. У всех на руднике волосы были короткие, кроме тех, кто приехал совсем недавно. Вроде Яни, Матильды и других девочек из театра Липкуда. Но и они стали собирать пучки на затылке, чтобы шея не потела.

– Ты не будешь есть? – спросила Яни, наблюдая, как старуха продолжает мыть в огромной чашке картофель.

– Работа, – шепеляво сказала У и продолжила возиться с клубнями.

– Ладно, я тебе помогу, – кивнула Яни, подбираясь к порченой. – А то суп нагреется. Он такой холодненький, приятный.

Старая У посмотрела на Яни и нахмурилась, шлепнув себя по лицу:

– Всегда.

Девочка грустно улыбнулась:

– Угу. – Она взяла до блеска натертую чашку и погладила большой синий круг на щеке. – Это теперь не смоется. Иголкой делали. Я бы лучше хотела красный, как у Марха и Дорри. Или зеленый, как у Эллы. Мне синий не очень идет. И кожа до сих пор жжется. Я и не знала, что татуировки так больно делать, ладно хоть безногим и со шрамами их не делают. У, не грусти, я все равно принцессой не буду. Ты не переживай.

Яни запустила руки в грязную воду, выловила картофелину и принялась отмывать от песка.

– А ты знаешь, – сказала она, – я сегодня помогала Ю с младенчиками! Ой, они такие хорошенькие! Такие маленькие! Я их прямо зацеловала бы! Знаешь, когда я была маленькая, у меня тоже были братик и сестренка. Ну, только они были не порченые. И мне их даже нянчить не давали. И вообще трогать не давали… Никого. Мне поэтому все время хочется всех обнимать. Чтобы прямо косточки трещали!

Старая У ничего не ответила. От нее вообще редко больше одного слова дождешься. И попробуй догадайся, чего она под этим словом имеет в виду. Но Яни все-таки научилась ее понимать.

– Слушай, У, – девочка плюхнула клубень в таз с чистой водой, – а как вы не путаетесь между собой? На руднике целая куча и Ю, и У, и А. Ты вот старая У, про тебя сразу понятно. А другие?

– Триста тридцать девять У, – сказала старуха, облизав отвисшую губу. – Первая У – старая У, вторая У – длинная У, третий У – одноглазый У…