Диана Ибрагимова - Зенит затмения [litres]

Сильнее всех существ Даф ненавидит сияющую птицу Ухуаллу, которая борется с ним тысячи лет. Ей не найти ворона в угольной листве и не спасти от него частицы света, но каждый третий день Ухуалла улетает как можно дальше от чащи, садится в небесное гнездо над Сетеррой и откладывает круглое черное яйцо. У птицы нет времени высиживать его – ей нужно защищать лес от ворона, – поэтому она тут же покидает малыша.

Но птенцу не нужно материнское тепло, ибо жар, согревающий его, исходит изнутри. И даже ворон Даф не нападет на священную кладку: черная скорлупа источает проклятие Ухуаллы, которому велено защищать отпрыска до тех пор, пока на другой день он не вылупится, чтобы стать жарким солнцем. Крупинки расколотого яйца иногда падают на землю, и беда тому, кто коснется черной скорлупы, ибо она продолжает нести в себе заговор Ухуаллы, бросающий тень на нерожденных детей.

Птенец быстро вырастает во взрослую птицу и вечером, на исходе вторых суток, улетает в Верхний Лес, к своей стае, дабы занять место в сумрачных ветвях и не дать мертвым заблудиться в топких болотах Дафа. Так, согласно древней легенде Геллы, появляется затмение, рождаются и гибнут звезды.

Материк Террай, государство Соаху, г. Падур, 7-й трид 1020 г. от р. ч. с.

Душный морок перетекал из часа в час, и казалось, что утро никогда не наступит. Разница между ночью и днем исчезла вместе с ощущением времени. Властий впитывал тишину, а в его глазах застыли два черных солнца, превратившие мир в абсолютное затмение.

Нико не шевелился и почти не дышал. Возможно, главный механизм Сетерры сломался, часы перестали отсчитывать удары-дни, и больше некому завести страшную игрушку там, наверху? И тогда, если притвориться частью замершего пространства, будущее перестанет существовать, и никто не умрет. Нужно только остановить минуты. Растянуть их медленным дыханием, связать липкой темнотой. Пусть погрязнут в ней и устанут вырываться, а потом и вовсе застынут… Нужно только очень… тихо… дышать…

Нико вспомнилась зола в камельке учителя и пришла догадка, откуда она там бралась каждое утро. Такалам знал о затмении все. И если днем удавалось избежать тисков этого знания, то ночами – никогда. Нико испытал на собственной шкуре то, как во мраке и одиночестве страхи поглощают человека. Изголодавшиеся, жадные, они стараются попировать на славу, не оставить от души ни кусочка. Там, у озера с кувшинками, в доме с зеленой крышей и намулийскими фонариками на террасе, старый прималь сходил с ума и писал письма, в которых рассказывал о том, чем не мог поделиться ни с кем. Потом он сжигал их, и вот откуда… Вот откуда брался пепел… Нико пришлось изломаться множество раз, чтобы понять, каково было одному из его самых близких друзей.

Все было кончено. Тавар добрался до лидера шествия руками наивной затменницы. И таких людей тысячи. Таких же алчных, бессовестных людей. Для них порченые – всего лишь пешки. Возможно, черное солнце право. Этот мир не стоит спасать. Возможно, человечество – неизлечимая опухоль, и лучше вырезать ее навсегда.

Так думал сын Седьмого, очнувшись от сильнейшей агонии. Он был слеп. Тело давно это поняло, поэтому чувства обострились до предела, и властий ощущал мир иначе. Он читал его по звукам, плотности воздуха, запахам и вибрациям. До зенита затмения осталась всего одна ночь, а Седьмой, должный повести за собой людей, лежал в холодном поту, сломанный, слепой и готовый рыдать взахлеб.

Он не помнил, как заснул в тошнотворной жаре, и не помнил, как проснулся. Его разбудил тихий голос Астре:

– Как ты?

– Мне нужна помощь, – прохрипел Нико в соломенную подушку. – Мне нужна помощь. Я не справлюсь без твоего убеждения. Скажи, что пришел пообещать его мне… Скажи, что у тебя нет плохих новостей… Скажи, что провидцы увидели новый сон и в нем все хорошо…

– Я не буду приказывать тебе успокоиться, – жестко сказал калека. – Ты переживешь эту ночь сам и выберешься из нее. Завтра я буду твоими глазами, Нико, а ты моими ногами.

– Зачем ты вообще приперся?! – шумно выдохнул властий. – Лучше проваливай!

– Ты должен выдержать еще одно испытание, – заявил калека. – Оно укрепит твой дух.

Властий нервно захохотал, приподнявшись на животе.

– Издеваешься? Ты сейчас издеваешься?

– Нико, у меня плохие новости. Тавар велел закрыть городские ворота и расставить стражу по всему периметру стены. Завтра никто из падурцев не выйдет с нами в поле. Из обычных соахийцев под затмением будешь стоять только ты один.

Нико застыл, пялясь в бесконечную темноту перед собой.

– Ты встретишь затмение один, – повторил Астре. – И силы твоей души должно хватить на всех. Это испытание сделает твой дух близким к духу порченого человека. Оно покажет, что ты принял чувства, Нико. Я думаю, оно даст нам шанс.

– Что я должен сделать? – спросил властий.

Астре, как холодная вода из бассейна, окатил его своим присутствием, и Нико весь собрался, хотя калека не сказал ничего ободряющего.

– Ты должен от всей души простить кое-кого, – сказал Астре. – И принять его помощь. Он искренен в своих намерениях. Он принес противоядие, чтобы тебе полегчало, и теперь хочет присоединиться к нам. Но тебе будет очень тяжело его простить.

– Кто он? – спросил Нико, внутренне напрягшись.

– Это Чинуш, – ответил Астре.

– Ты рехнулся, безногий! – Лицо Нико прорезала кривая улыбка. – Вы все там рехнулись, да?! Что, все заболели легковерием?! Да это он меня отравил! Отравил меня и подмазался к вам с противоядием, чтобы разгадать наш план и сдать нас Тавару! Тавар его божество! Эта крыса никогда его не предаст!

– Его опрашивали десятеро самых взрослых правдолюбцев. Он искренне хочет тебе помочь.

– Идиоты, – прошипел Нико, швырнув на пол подушку. – Наивные придурки!

Астре ничего не сказал, но его молчание не было согласием. Нико замер и с минуту сидел не шелохнувшись. Потом начал хохотать. Его забавляло все это. Требование простить предателя и убийцу акульей девочки. То, что ни один житель Падура не выйдет завтра в поле. И то, с какой уверенностью калека наседал на Нико, говоря, что тот должен делать, а чего не должен.

Происходящее казалось таким бредом, что хотелось смеяться и рыдать одновременно. Расшвырять все, что попадет под руку. Разбить стекла круглого окна, услышать их звон и то, как они каскадом осыпаются на пол. Вырвать стрелки часов. Схватить Чинуша и задушить его голыми руками. Или перерезать ему горло.

Астре продолжал молчать, и Нико перестал смеяться, когда понял, что это их последний разговор перед затмением. И завтра будет уже не до того. Молчание Астре отрезвило властия. Но за оставшиеся несколько минут, прежде чем калеку увезли, Нико так ничего и не сказал.