Владимир Ильин - Коронный разряд [litres]

– И зачем это? Какая связь… – нахмурился друг.

Но в его глазах я уже видел легкое мерцание понимания – пока еще робкое, не готовое поверить.

– Затем, – присел я «на дорожку», – что случись недопонимание между нами – и первые координаты попадут в сеть. Потом вторые. А потом я даже не стану ничего выкладывать. Незачем. Все дороги и без этого превратятся в лунный ландшафт, разбитые поисковиками. И мои дороги. И чужие дороги. Все встанет намертво, вся Москва.

– Они ж тебя в порошок сотрут! – округлил глаза Артем.

– Попытаются, – равнодушно пожал я плечом. – Но от гнева деда это их не спасет. А кто пустит неудачника на престол?

– Первый же ремонт, прокладка труб, строительство перехода – и…

– И моя строительная компания получит новый подряд, – оглядел я толпу и взглянул на часы. – Мера непоправимого ущерба, который ты готов нанести, определяет степень уважения к тебе.

– Ты перегибаешь палку, – поморщился Артем, массируя виски и явно пытаясь разобраться, что ему делать с этой информацией.

– Да ну? – скептически посмотрел я на юношу, в одиночку способного уничтожить городской квартал. – И по какой, позволь спросить, причине враги улыбаются твоему отцу?

– За нами целое княжество, Максим. Это не то же самое, что один раз громко хлопнуть дверью и уйти в небытие, – все же склонился он к жесткому неодобрению моих действий – и в голосе, и во взгляде.

– О, не беспокойся, – сменил я тон на беззаботный и широко улыбнулся, – у меня обширные планы на жизнь, а дверей в ней ожидается немерено.

– Не паясничай! Я поражаюсь твоему легкомыслию! – возмутился Артем.

– Это говорит человек, рядом с которым – манекен с двумя дырками в голове, – посетовал я в ответ. – Тебя не смущает его присутствие рядом? – полюбопытствовал я.

Осознание этого факта пришло к Артему, наверное, только сейчас. Вон как опасливо взглянул на соседний лежак.

– На тебя готовится новое покушение?

– Ага, – вновь бросил я взгляд на часы, – планируется зверское убийство. В общем, сейчас по-любому Ника заявится, я считаю. Никакая дверь не удержит. И лучше на моем месте будет он. Жалко, конечно… – с сожалением глянул я на полноростовую куклу.

– Нику?

– Да не, что с ней будет? – отмахнулся я, собираясь уходить. – Сорвет злость, успокоится. Адреналин, польза для здоровья.

– Когда-нибудь ты доиграешься… – все же оставил Артем за собой последнее слово, высказавшись с явным неодобрением.

Но с лежака не встал и насчет молчаливого соседа не возразил. Ну и отлично.

Пусть время, предоставленное мне в архивах, истекает только сегодня вечером, но встречу Борис Игнатьевич назначил на час дня, заманивая упоминанием обещанных бумаг по моей кровной родне. Уверен, большую часть материалов по ним он в архив так и не вернул, несмотря на все обещания. Кое-что, разумеется, положил на полки, но основной пакет информации определенно станет предметом торга, манипуляций и давления.

На этот раз встреча была в небольшом кафетерии в трех кварталах от рабочего места полковника – подальше от центра, элитарности и случайных встреч. Даже парковка тут была не отдельной, а являлась частью дороги к деловому центру средней руки, работники которой и составляли основную публику, не особо торопящуюся возвращаться на рабочие места с обеда. Плотно расставленные столики, мерцание телевизоров по углам и ненавязчивая музыка, которая совсем не совпадала с изображением на экранах. Запахи кофе и сигарет, мерное гудение вытяжки и звон стальных ложечек о тарелки. В общем, как и во многих других местах города, самым интересным в заведении оставались люди – в той их отчаянной и энергичной ипостаси, которая сочетает прозрачные пластиковые стаканчики с кипятком и разговоры о выборе «порше».

– У ваших сотрудников поддельные документы, – встретило меня многообещающее приветствие.

Никаких обещанных бумаг у Бориса Игнатьевича с собой не было. Более того – ни сумки, ни папки с собой, в которой они могли храниться. Да и начало разговора ломало ожидаемый сценарий беседы.

– Я знаю.

Полковник вопросительно поднял брови, ожидая продолжения такой откровенности. Но я был тих и не стремился завладеть инициативой.

– Это нарушает наши договоренности. Я вынужден задержать их на несколько суток, до выяснения личности, – вновь совершил он подачу, ожидая реакции.

– Не желаете уточнить личности у меня?

– Не желаю! – жестко постановил он. – Вас могли ввести в заблуждение! Вы отдаете себе отчет, что это могут быть агенты иностранного, враждебного государства?!

– Так это что же получается, – изобразил я растерянность, – если все всплывет, вас повесят за государственную измену?

Борис Игнатьевич нервно поерзал.

– Мы должны удостовериться, что с ними все чисто, – произнес он в итоге. – Это займет не более двух недель.

– Это ваш долг, – согласился я.

– Ваши люди побудут у нас в гостях, – подытожил Борис Игнатьевич, расслабляясь.

– Вряд ли, – усомнился я.

– Максим Михайлович, вы же только что согласились с такой необходимостью, – посмотрел он с укором, словно на недоросля, возражающего умным советам старших.

– Проверяйте заочно.

– Чтобы они сбежали?

– Но, Борис Игнатьевич, – смотрел я на него честным и открытым взглядом, – они уже не в стенах вашего ведомства.

– Что значит… – запнулся он на половине фразы и посмотрел совсем недобро.

– Вы же не станете давать команду на розыск? – продолжил я таким же безмятежным тоном. – Столько неудобных вопросов получится, право слово. Причину придется выдумывать.

– Это бред и фарс, – фыркнул полковник. – Я их не выводил. Кроме меня, ни у кого таких полномочий нет и быть не может.

– Сами вышли, – похлопал я ресницами, а затем ответил столь же жестким взглядом. – Вы знаете, иногда я удивляюсь тотальному пренебрежению низовым персоналом, который моет ваши полы, подметает ваши улицы и убирает за вами грязь. Никто не отличает узбеков от киргизов и таджиков. Китайцы, казахи, калмыки, буряты – вы же живете с ними бок о бок, но даже не пытаетесь разобраться в акценте и традициях. Взять хотя бы ваших дворников, прошедших все степени проверки вашей же службы безопасности. Как их зовут? Как звучит их голос? Какого цвета глаза, которые они угодливо прячут, улыбаясь и встречая вас поклонами? Не злитесь, Борис Игнатьевич, этого не знает даже охрана на проходной. Мои люди вышли по своим пропускам вчера вечером. Я прощаю вам недостаток времени в архивах и сегодня же сообщу наверх, что не имею к вам никаких претензий. Я нашел то, что искал.

В силуэте Бориса Игнатьевича, замершего недвижной глыбой над столом, за это время не произошло ни единого изменения – он будто даже не дышал, не просто воспринимая информацию, суть которой улавливалась даже краем уха, а словно пытаясь диким порывом ненависти запечатлеть в своей душе мой образ целиком.