Кристофер Холт - Когда исчезли все люди [litres]

Всё было разбито, везде грязь и упадок. Даже деревья, высаженные вдоль тротуаров в металлических оградках, чахли. Листья у них сделались коричневыми и ломкими, многие опали и лежали вокруг оградок печальными кучками. Перечёркнутых животных тут было ещё больше: белые, красные, чёрные рисунки встречались на капотах машин и стенах зданий.

У Макса не было желания обследовать разграбленные дома. Лучше сначала найти супермаркет, где наверняка их ждут шарики. Он повёл Крепыша и Гизмо дальше по главной дороге – теперь они шли по тротуару мимо мигающих светофоров. Сигналы то и дело вспыхивали и менялись с идущего зелёного человечка на поднятую вверх красную ладонь. Когда-то эти знаки управляли движением машин и людей, но в безмолвном городе больше не было ни тех ни других.

– Что это? – вдруг спросила Гизмо.

Макса так и подбросило вверх от неожиданности. Уж очень долго его спутники молчали, и голос терьерши прозвучал как гром среди ясного неба.

Сделав глубокий вдох, чтобы успокоить сердцебиение, лабрадор сел на горячий бетон и спросил:

– Что «что это»?

Ушки маленькой терьерши насторожённо торчали.

– Я что-то слышу, – заявила она. – Пошли!

Макс не понял, какие звуки привлекли внимание Гизмо, но тем не менее встал и последовал за ней. Крепыш со стоном затрусил следом.

На углу следующего перекрёстка стояло серо-коричневое здание, у которого все окна почему-то уцелели. Очень странно. Приближаясь к нему, Макс замедлил ход. Он не знал, что и думать. Лабрадор тоже уловил звук, поманивший сюда Гизмо.

Музыка.

Не такая, какую любили играть вожаки его стаи, – с тяжёлым ритмом и громким пением, – но более мягкая и мелодичная, вроде той, что слушали перед сном родители Чарли и Эммы.

Гизмо первой оказалась у цели. Она ткнулась мордой в стеклянную дверь, пытаясь открыть её. Дверь слегка подалась, но веса терьерши не хватило, чтобы надавить сильнее.

– Давай-ка навалимся вместе, – предложил Макс Крепышу.

Втроём они налегли на стекло. Дверь была тяжёлая, но не запертая. Она открылась, звякнул колокольчик.

Музыка ударила Максу в уши, горячий воздух потоком вырвался из здания. Внутри было жутко жарко – всё утро солнце нагревало помещение сквозь стекло, – и пахло здесь так, будто кто-то жарил какую-то знакомую еду. Это любили пить родители вожаков его стаи.

Кофе?

Полки за ближайшей ко входу стойкой были заполнены кружками и сверкающими банками, на самой стойке помещались какие-то серебристые механизмы. Круглые столики и стулья с мягкими сиденьями, на стенах – картины с красными и коричневыми геометрическими фигурами; на одном столике Макс заметил компьютер – открытый, но с погасшим монитором.

Запах кофейных зёрен, тихая музыка и мягкие стулья – этого оказалось достаточно, чтобы Макса захватил поток воспоминаний. Он бывал в местах, очень похожих на это, только тогда музыку перекрывал гул людских голосов и свист серебристых машин, шипение пара и стрёкот кассового аппарата. И там витал не только запах кофейных зёрен – это был смешанный аромат разных горячих напитков и выпечки, спрятанной за стёклами витрин.

Иногда родители вожаков стаи брали Макса с собой на прогулку и заходили в кофейню; ему позволяли войти внутрь, раз уж он такой хороший мальчик. Пёс сидел у их ног под столиком, и другие посетители гладили его и чесали за ушами, попивая кофе, а он радостно улыбался им, часто дыша, и, счастливый, стучал хвостом по полу.

От этого внезапного, такого далёкого воспоминания у Макса задрожали лапы, и он лёг на живот, не давая двери закрыться.

– Эй, приятель, с тобой всё в порядке? – спросил Крепыш, ткнув Макса носом. – Ты не вздумай падать в обморок, верзила!

– Ничего, – проскулил Макс. – Это просто… это дом. – Надеясь на чудо, он задрал вверх морду и издал долгое раскатистое «А-у-у-у!». Потом повторил тот же призывный клич и пришёл в отчаяние.

Никого тут не было. И его людей тоже. Просто очередное пустое здание, уцелевшее по неизвестным причинам. Может, этот дом оставили нетронутым специально для того, чтобы он, Макс, снова почувствовал себя ужасно одиноким и потерянным.

Собаки притихли, ожидая ответа.

Из тёмного коридора за стойкой с серебристыми машинами послышался собачий шёпот.

Макс мигом навострил уши и вскочил на лапы. Он проделал это так быстро, что дверь не успела закрыться и поймать их в ловушку. Макс подставил лапу как раз вовремя, боком отпихнул стекло, раскрыл дверь шире и запустил внутрь поток относительно прохладного уличного воздуха.

– Привет! – протявкала Гизмо, делая пробный шаг вглубь кофейни. – Есть тут кто-нибудь?

В коридоре сверкнули чьи-то глаза, мелькнула плохо различимая во тьме дрожащая фигура, и тихий голос ответил:

– Меня тут быть не должно. Им нельзя показывать, где я. Не хочу их есть. Не хочу, чтобы меня съели.

– Мне это не нравится, – прошептал Крепыш и попятился из дверного проёма назад. – Гиз, уходи оттуда.

Терьерша не обратила на него внимания. Сделав ещё шажок вперёд, она пролаяла:

– Мы друзья. Не бойся. Тебе нужна помощь? Ты попал в ловушку?

Тут из коридора появилась собака – дворняга, такая тощая, что сквозь свалявшуюся, влажную шерсть проглядывали кости. Глаза у неё были тёмные, широко раскрытые – безумные. Розово-чёрный язык свешивался из желтозубой пасти. Пёс едва мог стоять на лапах и продолжал бубнить:

– Надо держаться подальше. Не пускать их. Не хочу их есть. Не хочу, чтобы меня съели.

– Не хочешь есть кого? – спросила Гизмо. – Мы поможем. Тебе нужна еда и вода.

– Не могу выйти туда. Не победить. Не хочу их есть.

– Гизмо. – Макс предупреждающе зарычал. Шерсть у него на спине встала дыбом, всё тело напряглось и пришло в боевую готовность.

Гизмо сделала ещё шаг вперёд и тихо сказала:

– Мы можем защитить тебя. Всё хорошо, друг. Всё будет хорошо.

Дворняга перевела взгляд на стойку.

– Не хочу их есть, – повторил пёс и заскулил. Потом медленно повернулся к Гизмо и посмотрел на неё своими большими глазами. – Хочу съесть тебя.

С ужасным лаем пёс кинулся на Гизмо. Она взвизгнула и отскочила, зубы обезумевшей от голода дворняги едва не пропороли ей шею. Царапая когтями линолеум, терьерша развернулась и, пока дворняга обретала ориентацию в пространстве, вылетела из кофейни, стрелой промчавшись мимо стоявшего в дверях Макса.

Жуткий пёс рванул вперёд, Макс отпустил дверь, брызжущая слюной дворняга налетела на неё изнутри и захлопнула. Упустив добычу, безумный пёс продолжал лаять и царапать когтями стекло, брызгая на него слюной.

– Мы не можем оставить его там! – пролаяла Гизмо, силясь перекричать рык дворняги.

– Он спятил, Гиз, – сказал Крепыш. – Ему сейчас ничем не поможешь.