Н. Джемисин - Пятое время года [litres]

– Все думают, что они мне не по нраву, – говорит Сиенит. По большей части так оно и есть. – Ты мне нравишься.

Он задумчиво глядит на нее, и это ей нравится. Флирт ее раздражает, куда лучше говорить напрямую.

– Я и прежде встречал таких, как ты, – говорит он. – Привязанных к Эпицентру. – Его акцент превращает это в «пуп цену», что ей кажется особенно подходящим. – Ты самая счастливая из всех, что я видел.

Сиенит фыркает в ответ на шутку, а затем, увидев кривой изгиб его губ, горячее сочувствие во взгляде, понимает, что это ни разу не шутка. О.

– Алебастр очень счастлив.

– Нет.

Нет. Вот почему Сиенит не слишком любит шутить. Она вздыхает.

– На самом деле я пришла из-за него.

– О? Значит, вы решили поделиться?

– Он… – Она моргает, осознав его слова. – А?

Иннон пожимает плечами, что при учете его громадности выглядит весьма выразительно, при этом его косички шелестят.

– Вы с ним уже любовники. Это просто мысль.

Ничего себе мысль.

– Э… нет… Я не… у… Нет. – Она не готова о таком думать. – Может, позже. – Сильно позже.

Он смеется, но не над ней.

– Да-да. Тогда зачем ты пришла? Попросить меня навестить твоего друга?

– Он не… – Но она же добывает ему любовника на ночь. – Ржавь .

Иннон смеется – тихо, про себя – и пересаживается к стене напротив Сиенит, чтобы она не чувствовала себя загнанной в угол, хотя он настолько близок, что она чувствует жар его тела. Так поступают крупные мужчины, когда не хотят выглядеть пугающими. Она ценит его предупредительность. И ненавидит себя за то, что решила в пользу Алебастра, поскольку, огонь земной, он даже пахнет сексуально, говоря:

– Я думаю, ты очень хороший друг.

– Да, чтоб мне заржаветь! – Она трет глаза.

– Ну-ну. Все здесь видят, что из вас двоих ты – самая сильная. – Сиенит моргает, но он абсолютно серьезен. Он поднимает руку и проводит пальцем по ее виску от темени до подбородка, медленно-дразнящим движением. – Многое сломало его. Он держится насмешками и постоянной улыбкой, но все видят надломы. А ты надколотая, избитая, но неповрежденная. Ты очень добрая, раз так о нем заботишься.

– Никто не заботится обо мне . – Она закрывает рот так жестко, что аж зубы клацают. Она не хотела этого говорить.

Иннон улыбается, но ласково, по-доброму.

– Я позабочусь, – говорит он и наклоняется поцеловать ее. Это колючий поцелуй – его губы сухие, а подбородок начинает зарастать щетиной. Большинство прибрежников не носят бороды, возможно, в нем есть кровь санзе, особенно если судить по волосам. В любом случае его поцелуй настолько легок, несмотря на все царапанье, что скорее кажется благодарностью, чем попыткой соблазнить. Вероятно, потому, что именно последнего он и хочет. – Позже. Обещаю, я позабочусь о тебе.

Затем он уходит, направляясь к их с Алебастром дому, и Сиенит смотрит ему вслед, запоздало задаваясь мыслью: а где же, ржавь, я сегодня спать буду ?

Это риторический вопрос, поскольку спать ей не хочется. Она выходит на выступ возле пещеры, где кое-кто из общинников наслаждается ночным воздухом или вышел поговорить, чтобы половина общины не слышала их, и не только она стоит с тоской у перил и смотрит на ночную воду. Ровно накатывают волны, заставляя мелкие суда и «Клалсу» покачиваться и скрипеть, а по уходящим в бесконечность волнам рассыпано отражение звезд.

На Миове мирно. Хорошо быть тем, что она есть, в месте, которое принимает ее. И еще лучше сознавать, что ей не надо бояться других из-за того, что она есть. Женщина, с которой Сиенит встретилась в банях – одна из команды «Клалсу», большинство которой немного говорит на санземэте, – объясняет ей это, когда они отмокают в теплой воде, которую дети подогревают раскаленными камнями, поскольку такова их работа. Это действительно просто.

– С вами мы живем, – сказала она Сиен, пожимая плечами и запрокидывая голову на край ванны, совершенно не думая о странности собственных слов. На континенте любой считает, что если рядом рогга – то им конец.

А затем женщина сказала то, что действительно испугало Сиен.

– Харлас стар. Иннон в рейдах видит много опасностей. Ты и смехунчик – так прозвали его местные, поскольку им трудно выговорить его имя, – детей имеете? Подарите нам одного, ладно? Или придется украсть с континента.

Сама мысль о том, что эти люди, выделяющиеся в толпе как камнееды, попытаются проникнуть в Эпицентр, чтобы украсть кого-нибудь из галек или ребенка-дичка из-под носа у Стражей, заставляет Сиенит содрогнуться. Она не уверена, что ей нравится мысль о том, что они жадно надеются на то, что она забеременеет. Но ведь в Эпицентре так же, не правда ли? И здесь любой ребенок, которого они с Алебастром зачнут, не кончит на узловой станции.

Она торчит на карнизе несколько часов, теряясь в звуках волн и постепенно позволяя себе погрузиться в бездумное состояние. Затем она в конце концов замечает, что у нее ноет спина и болят ноги, а ветер с моря стал холодным. Она не может простоять тут всю ночь. Потому она возвращается в пещеру, не понимая до конца, куда ей деваться, просто идет, куда ноги несут. Наверное, поэтому она оказывается перед занавесью «ее» дома, создающей подобие личного пространства, и слышит сквозь нее плач Алебастра.

Это точно он. Она узнает этот голос, пусть приглушенный и задыхающийся от рыданий. Едва слышный, несмотря на отсутствие дверей и окон… но она же знает почему, так ведь? Все, кто вырос в Эпицентре, учатся плакать очень-очень тихо.

Они на матрасе, к счастью, полуприкрытые мехами – хотя это вряд ли имеет значение, поскольку их одежда разбросана по помещению, а в воздухе пахнет сексом, так что понятно, чем они занимались. Алебастр свернулся на своей половине, спиной к ней, его костлявые плечи вздрагивают. Иннон лежит, опершись на локоть, и гладит его по волосам. Он не поднимает взгляда, когда Сиенит отдергивает занавесь, но он не взволнован и не испуган. Хотя в свете их предыдущего разговора ей не следовало бы удивляться, она удивлена – он поднимает руку и зовет ее.

Она не понимает, почему подчиняется. И не понимает, почему раздевается, пока идет через комнату, почему поднимает меховое одеяло за Алебастром и ныряет в приятное тепло рядом с ним. Или почему после этого она прижимается к его спине и обнимает его руками за талию и поднимает взгляд, чтобы увидеть печальную одобрительную улыбку Иннона. Но она это делает.

Так Сиен и засыпает. Насколько она понимает, Алебастр проплакал всю ночь, а Иннон все время был рядом и утешал его. Потому, когда она утром просыпается, выбирается из постели и шумно блюет в ночной горшок, никто из них не просыпается. Ее-то утешить некому, она сидит там и дрожит после ночи. Но в этом ничего нового.