Вера Камша - Сердце Зверя. Том 3. Синий взгляд смерти. Рассвет. Часть пятая [litres]

– Его высокопревосходительство Бурраз-ло-Ваухсар, – как мог заменил церемониймейстера виконт и за неимением палки втихаря велел крутящемуся возле регента Готти гавкнуть, – полномочный посол казара Бааты, волей Создателя властителя дружественной Кагеты, имеет честь вручить регенту Талига послание принцессы Этери, волей великого Бакры супруги наследника Великой Бакрии.

– Добрый день, – вежливо поздоровался Рокэ, – надеюсь, вы вернулись в Талиг по воле собственной?

– Да! – кагет был тверд и краток. – Сестра моего казара просила передать вам свои записки. Вот они.

– Я напишу ее высочеству Этери. – Алва ловко принял кожаную сумку и передал ее тут же возникшему из снегов Герарду. – Надеюсь, Старая Придда вас позабавит не меньше Олларии.

– Он обещал болото, – совершенно недипломатично фыркнула высокопреосвященство.

– Не сплошное, – утешил Алва. – Перейти можно, кроме того, в болоте растут дивные цветы, некоторые едва распустившиеся…

– А некоторые, – не собиралась униматься алатка, – завядшие.

– Увядшие цветы любят поэты. Вы всегда можете положиться на виконта Валме, волей великого кого-то моего офицера для особых поручений. Он вскоре вернет вам ту часть былого, о которой вы сожалеете.

– Ни о чем я не сожалею! – женщина, видимо, для пущей убедительности придвинулась к мужу. – И возвращать мне нечего, кроме пистолетов!

– Выше высокопреосвященство, – осведомился Алва, – вы с этим согласны?

Бонифаций, само собой, был согласен, но все испортили бакраны, вернее, испортили бы, не будь они столь прекрасны. Сперва над головами догнавших начальство адуанов воздвигся шест с увитыми лентами рогами на нем, затем явились и сами горцы. Видный бородатый старец, вне всякого сомнения посол, восседал на черносеребрянороге; рога скакуна Жакны сияли полуденной синевой, но и это было не все! Жакна вел в поводу неоседланного козла с зелеными и черными лентами. Мэгнуса!

– Талиг и Бакрия никогда не поднимут меч друг на друга, – объявил растроганный виконт, чей карман, по счастью, был полон пряников, – ибо это было бы величайшим злом.

– Мы искореним зло! – Очи Жакны сияли восторгом. – И мы будем достойны!

– Ты уже достоин, – заверил, оглядываясь, Валме. Алва вовсю объяснялся с уважаемым бакраном, Бонифаций ненавязчиво завладел рукой супруги, а Бурраз дорвался до Робера. Вот и славно…

– Рэй Кальперадо! – воскликнул Марсель. – Твой побратим ждет тебя.

Разумеется, Герард подскочил немедленно! Привыкший к лошадям синерог и не подумал бодаться, вот мориска Герарда уши прижала, но мальчишка успел стать отличным наездником. Лошадь смирилась и замерла рядом с рогатым страшилищем. Две пары очей – черных и голубых – уставились на Марселя в ожидании чего-то судьбоносного, Валме поправил шляпу и призвал вдохновение!

– Тот, кто создал мир, – бодро начал виконт, еще не представляя, чем закончит, – наделил людей родственниками, но не всегда родные братья похожи, не всегда они понимают друг друга и желают одного. Осознав это, мы начинаем искать друзей и порой ищем целую жизнь, однако Великий Бакра не зря привел регента сперва в Сагранну, а затем в один из многих домов Олларии. Он желал, чтобы двое достойных встретились, ведь вместе проще искоренять зло и легче идти дорогой регента.

Вы не братья по крови, но бывает так, что кровь – ничто, а воля и дружба – всё. Жакна, перед тобой Герард, о котором я говорил тебе в день, когда мы шли по следам зла, спасая замысел регента. Герард, перед тобой Жакна, я рассказал тебе о нем, когда ты сошел с тропы Холода, пройдя ею в поисках регента. Ваше усердие и ваша преданность уже сделала вас больше, чем братьями, осталось лишь взяться за руки, назвав друг друга своими именами, и ваша судьба станет единой, а дорога доведет до самого солнца и вернется к истокам, чтобы вновь увести вдаль. Поняли ли вы волю Создателя и великого Бакры?

– Мы будем достойны! – Жакна немедленно протянул руку. – Я даю тебе свое имя, Жакна, и беру твое.

– Да, сударь, – Герард покосился на Алву. – Я принимаю имя Жакна и даю тебе имя Герард. А Монсеньор знает?

Монсеньор знал. Или не знал, но не моргнул и глазом.

– Герард, – класть руку на плечо Рокэ умел, как не снилось никакому королю и тем более императору. – Ты принял имя, но этого мало, твой побратим – рэй, значит, стал рэем и ты. Что это значит, тебе объяснит твой друг и учитель. Ты пел, когда я вернулся, мы сейчас уходим. Спой еще раз.

– Ты что? – торопливо зашептал Марсель. – Прямо сейчас?

– Именно! – Алва тоже понизил голос. – В спину мне еще не пели, это должно быть лучше выстрелов. Ро, рэй Жакна, баймун!

Бакранского Эпинэ не знал, а Герарду и знать было неоткуда, но они поняли или просто послали коней за Соной под горную песню, в которой ничего было не понять, но сквозь которую, как сквозь шум волокущей камни реки, рвался мерный конский цокот, невозможный в снегах. Четверо, разгляди их кто-нибудь, ехали за тремя, и они не были адуанами конвоя; их никто не видел, но они были, и отвязаться от них не получалось.

К цветению гранатов не опоздаешь, они цветут долго… Плоды уже вовсю зреют, а рядом, на тех же ветках, вспыхивают и вспыхивают алые звездочки, словно пытаются что-то втолковать. Что?

Графиня Савиньяк с легкой злостью глянула на стопку гороскопов, за которые обещала себе взяться сразу после отъезда Росио. Как легко и интересно было допрашивать небо на пару с Левием и как тошно слушать его шепот в одиночестве. «Звезды не приказывают и не приговаривают, звезды предупреждают… » Иногда – коротко и ясно: сиди смирно, не упусти этот день, держись подальше от имярек, чаще – смутно и путано. Зато потом ты поймешь все. Астрология подла, как хронист, задним числом объясняющий любую несуразицу и любой ужас, но поди вытащи из небесной мешанины будущее, особенно когда и так не по себе.

Появлению чем-то возбужденной камеристки запутавшаяся в звездах и страхах графиня обрадовалась несказанно – поводу отложить то, от чего муторно, всегда радуешься.

– Что-то случилось? – Арлетта малодушно покосилась на столик для шадди. Морисского ореха не то чтоб очень хотелось, но пара чашечек – это четверть часа относительно законного безделья. – Скажи, чтобы сварили шадди.

– Да, сударыня, – камеристка присела в прелестном фарнском реверансе. – Кардинал новый приезжают! Гонца прислали, после обеда будут. С алатской супругой и послы с ними, кагетский и этот…

– Бакрийский, – предположила Арлетта, поскольку других послов Бонифацию по дороге было не добыть, разве что холтийцев, но каны из всех видов дипломатии признают лишь войну.