Алекс Маршалл - Пепел кровавой войны [litres]

Впрочем, самое тяжелое им еще предстояло – соединившись с кобальтовыми Чи Хён, пробиться назад, в Отеан; вот когда жопа будет в мыле.

Солдаты Феннека и цеписты Марото глубоко проникли в ряды наступающей армии, и теперь уже можно было сделать два-три шага, не наткнувшись на тотанца. Можно сделать даже пять-шесть шагов – здесь большинство чужих воинов сражаются с воинами Чи Хён. Хотя все «хорошие парни» носят одежду различных оттенков синего, новых кобальтовых легко отличить от старых, потому что среди солдат Марото и Феннека, продвигающихся со стороны Отеана, дикорожденных совсем мало.

Новые кобальтовые совсем другие – дичайшерожденные, если можно так выразиться. С кожей прочной, как кольчуга, с острыми рогами, крепкими копытами и примитивными дубинками, которые разносили доспехи тотанцев в липкую пыль. Однако при всей своей непохожести эти солдаты точно так же истекали кровью, как и их человеческие соратники; ужасное оружие врага убивало их столь же мгновенно. Броня тотанцев была усеяна жуткими шипами, а зазубренные клинки и копья легко входили в плоть, но при попытке выдернуть их из раны дробились, оставляя в теле жертвы костяные осколки. А еще там были твари, похожие на лошадей, с острыми, как копья, ногами, и отродья, каких Марото не приходилось видеть за все время пребывания на Джекс-Тоте.

Белый проблеск мелькнул среди непохожих на людей бойцов. Марото поднырнул под демонского жеребца, выскочил с другой стороны, и один из дикорожденных тут же любезно накинул аркан на длинную ногу монстра. Упавший дракон-кальмар, самый крупный из всех, кого Марото довелось увидеть, лежал прямо перед ним, в центре поля боя. Но дорогу к нему преграждали с полдюжины тотанцев, окруживших дикорожденного с бычьей головой, ростом в десять футов, облаченного в железный панцирь. На его рогах развевались синие вымпелы. Из оружия у него остался только ростовой щит, которым дикорожденный отбивался от противников, но их было слишком много…

Пока Могучий Марото не уравнял шансы, вкладывая в удары булавой всю свою силу. Он проломил шлем на затылке одного тотанца и огрел по шее другого. Третий выставил шипастый клинок в его сторону, но отворачиваться от быкоголового варвара было большой глупостью. Дикорожденный острой кромкой прямоугольного щита отсек ему голову. Зажав остальных с двух сторон, Марото и диковинное чудище расправились с ними в считаные мгновения.

Мгновения, за которые Марото, откровенно говоря, полностью выдохся. Он с трудом удерживал в руке булаву, которой перед тем так лихо размахивал. Оказывается, тяжелое это дело – воевать, не наглотавшись жуков.

От изувеченных тел тотанцев поднимался пар. Марото обменялся кивком с дикорожденным кобальтовым и приподнял булаву. Он всего лишь хотел отсалютовать союзнику, но проклятый бык, вероятно, неправильно истолковал его намерение или же просто оказался засранцем. Выхватив оружие из руки Марото, он развернулся и вразвалочку пошел прочь, выискивая, кого бы еще прикончить. Хренов минотавр!

Хорошо еще, что поле боя было усеяно брошенными орудиями убийства. Некоторые из них, правда, еще сжимала чья-то рука, но это не имело значения. Обходя упавшего дракона-кальмара, Марото нашел вонзенное в землю копье и лежавший рядом меч с черным лезвием. И выбрал копье – отчасти потому, что оно было похоже на кремнеземельское оружие, отчасти – из-за странных колец на рукояти меча, делающих его ужасно неудобным.

Едва Марото взял копье и направился к гигантскому белому монстру, его словно укусила в мочку уха ледяная пчела. Он хлопнул ладонью, но пчелы там не оказалось. Однако укус продолжал жечь, точно раскаленный уголек, и эта боль вызвала дурацкий приступ ностальгии – как будто отец дернул его за ухо, как делал каждый раз, когда Марото невнимательно слушал его бесконечные поучения. Эта секундная задержка оказалась благословением небес, потому что на спине у растянувшегося по земле дракона-кальмара появилась фигура в самых абсурдных доспехах, какие он только видел в своей жизни. Тотанец спрыгнул на землю, повернулся к Марото спиной и направился к щупальцам монстра, обвивающим что-то большое. Судя по дикобразьему шлему, это был не простой солдат, возможно даже, кто-то из Ассамблеи вексов. Марото наклонился и поднял меч с необычной рукоятью. Благоразумно иметь при себе как можно больше оружия, когда предстоит схватка с могущественным жрецом… На худой конец, он просто метнет в противника этот дурацкий меч, если не придумает ничего лучше.

Тотанец поднырнул под сломанное крыло монстра и поднял изогнутый клинок. Сверкающий металлический полумесяц выглядел ничуть не привычней костяных копий простых солдат. Подкравшись ближе, Марото понял, что тотанец собирается отрубить голову огромной мокрице, придавившей к земле его летучего коня. Чешуйчатый зверь вцепился в противника зубами, а белые щупальца дракона-кальмара обвивали его мощные лапы, прижимая к ним еще и трупы двух людей. Тотанец замахнулся мечом, а Марото поднял свое оружие…

Драть-передрать, этот мерзавец оказался шустрее! Тотанец не тронул чешуйчатую мокрицу, учуяв Марото, как бы бесшумно тот ни приближался сзади. Марото отбил мечом стремительный удар и тут же выбросил вперед копье. Он должен был проткнуть тотанцу живот, хоть защищенный доспехами, хоть нет, но монстр как-то ухитрился отпрыгнуть на десять футов назад. Его черный гребень поднялся дыбом, словно нимб из сочащихся ядом игл. А потом враг атаковал так стремительно, что Марото успел лишь мысленно услышать слова покойного отца, назвавшего его круглым дураком.

В следующий миг кривой клинок полоснул варвара по голове…

И’Хома уже видела этого смертного. Точнее говоря, ее ангел видел, как он в подземных водоемах соскребал со шкуры левиафанов налипших моллюсков. Святая половина И’Хомы задрожала в предвкушении поединка с тем, кто выглядел на Джекс-Тоте таким испуганным. Так хотелось медленно-медленно резать на куски этого смертного с нарисованным на лице черепом! Но И’Хома понимала, что надо действовать быстро. Ее безгрешный ангел наслаждался болью и страхом в продолжавшейся схватке, но сама она была обременена ответственностью и понимала: если немедленно не освободит своего летучего коня от монстра, придавившего его к земле, то останется одна посреди поля боя. Сначала надо убить смертного, потом – чешуйчатую тварь и снова подняться в небо.

Это был неравный поединок. Это вообще был не поединок. В юности И’Хома не утруждала себя воинскими упражнениями, но после перерождения ее боевые способности, как и все прочие, достигли совершенства. Увернувшись от неуклюжего тычка копьем, она набросилась на смертного со своим древним тотанским мечом и срезала ему верхнюю часть головы. Один удар, и все кончено! Ее ангел был ангелом смерти.