Дмитрий Емец - Замороженный мир [litres]

Вороного они поймали каким-то чудом. Девушка нашла его почти у Первой гряды. Меркурий же ждал ее в лесу, в предрассветье. Тогда они ничего никому не сказали, иначе Меркурия вышибли бы из ШНыра ласточкой. Руководство у школы тогда было строгое.

Продолжая глядеть на вертевшуюся на ладони пчелу, которая что-то подсказывала ему, Меркурий опять подошел к зеркалу. Через стекло проходила трещина, внутри которой что-то желтело. Отражение в области трещины сдваивалось так, что лицо выглядело разрубленным.

Кстати, и это зеркало принадлежало той же самой шнырке, которая спасла Меркурию жизнь в болоте . Несколько лет спустя она присвоила закладку и ушла в магический форт. Почему ушла, почему присвоила – для всех это стало полной неожиданностью. Да и закладка была слабенькая. Все, что она давала – это красивые ногти. Девушку же все воспринимали как боевого товарища, для которого лучший подарок – саперная лопатка. И тут вдруг все отдать за красивые ногти! Бред! К тому же и прежние ногти у нее были, на взгляд шныров, вполне нормальные. Меркурий страдал больше других: девушка ему нравилась, но он скрывал это и от нее тоже, потому что помнил ту историю в болоте и как она потом огрела его хлыстом. Ему казалось, что ничего между ними быть не может.

Прошло полтора года, и Меркурий увидел эту девушку снова. Она разыскала его в Москве и остановила, взяв за руку.

«Идем! Мне нужна твоя помощь!» – сказала она и, не оглядываясь, двинулась вперед. Они долго шли, пока, поднявшись на пыльный чердак обреченного на снос двухэтажного дома – старое Замоскворечье тогда безжалостно расчищали – не оказались у этого зеркала. Девушка приблизилась к нему как-то странно, вдоль стены, чтобы не отражаться в стекле.

«Посмотрись в зеркало!» – велела она.

«Зачем?»

«Скоро поймешь. Ничего необычного не замечаешь?»

Меркурий мотнул головой. Он видел лишь свое порядком приправленное пылью отражение.

«А теперь посмотри на меня!» – И бывшая шнырка с какой-то внутренней яростью шагнула к зеркалу.

Меркурий едва сдержал крик. Никакой девушки, по сути, больше не существовало. Только кожа, а под ней два эльба. Плотные медузы, сдавленные ограниченным пространством. Они и дышали за девушку, и получали еду, которую она глотала.

«Они оставили мне только кожу и мозг! И еще ногти! Я хочу поблагодарить их за это!»

«Как. Если ты подойдешь. К закладке. То», – произнес Меркурий. Он и тогда уже говорил точно бил из автомата короткими очередями.

«К закладке они меня не подпустят, – сказала девушка с издевкой. – Меня просто вырубят шагов за сто до нее, а потом я встану и потащусь, куда они меня поведут».

«И как. Тогда», – спросил Меркурий.

«Я хочу нырнуть».

Меркурий старался не смотреть на нее. Во всяком случае, в зеркале. Это было слишком страшно. Эльбы шевелились как нерожденные близнецы, плотно прилегая друг к другу.

«Ты. Не сможешь».

«Смогу! – разозлилась она. – Безвыходных положений не бывает, потому что это было бы нечестно. Надо бороться! Им мало было, что я взяла закладку! Они подселили мне еще этих гадов!»

«Ты. Разобьешься. Или засядешь. В болоте ».

«Я ныряла сотни раз! Я принесла в ШНыр кучу закладок! Ты поможешь мне или нет? Ты передо мной в долгу!»

Меркурий был убежден, что двушка не впустит ее, но отказать не смог. На другой день он привел ей из ШНыра старую кобылу – ту самую, на которой она когда-то спасла его. К тому времени кобыла совсем сдала. Кое-как старушка поднялась в небо, сильно кренясь на сторону и кривя шею: у нее было бельмо на левом глазу.

Девушка улетела, и никто больше ее не видел. Меркурий так никогда и не узнал, что с ней стало. Застряла в болоте ? Но разбившейся девушки никто не находил, дряхлая кобыла в пегасню тоже не вернулась, и лишь лет десять спустя кто-то из шныров-новичков притащил с двушки старое седло с порванными подпругами, найденное почти у внешней границы, у кривых сосен. Но опять же – это могло быть и другое седло. Меркурий, когда седлал, не успел его толком запомнить, да и седло было типовое, драгунское, списанное в 1946 году из расформированного кавалерийского полка. ШНыры тогда много таких забрали, и даже через полвека попадались еще дремучие, до трещин заезженные дедушки, помнившие еще большой императорский смотр 1913 года.

Меркурий откачнулся от зеркала и некоторое время, что бывало с ним редко, просто стоял посреди комнаты. Затем решительно провел рукой по лицу, ощупал свой большой, на выступ похожий нос, подошел к стене и стал выбирать оружие. Шнеппер так и остался лежать на столе рядом с медной, в форме раковины, пепельницей, в которую щедро были насыпаны пнуфы .

Арбалеты и боевые топоры висели у Меркурия Сергеича прямо на стене. Вот этот топор, например, в него когда-то метнули, а он сумел перехватить его за рукоять и вернуть обратно. Все произошло мгновенно. В темноте возникла фигура, занесла руку. Меркурий не понял даже, что он чего-то там ловит. Только ощутил болезненный удар по пальцам и толчок в плечо – это разогнавшийся топор дернул ему руку. А потом всю жизнь учил никогда топоры не ловить. Лучше отскочить. Куда подальше. И пусть себе спокойненько. Летит. По своим. Делам.

А этот арбалет с перламутровой ручкой уникален тем, что сразу выпускает три болта. Один длинный, второй чуть короче, а последний маленький. Зачем его таким сделали – непонятно. Заряжается долго, болтов, которые бы подошли, без стакана кефира натощак не подберешь, далеко не стреляет – зато после выстрела мишень становится похожей на ежа. Оружие убийцы, стреляющего вблизи, у которого в запасе только один выстрел.

Шнепперы Меркурий хоть и любил, но любил по необходимости, как любят складной нож, когда нет возможности взять с собой тесак в ножнах. Большинство арбалетов для нырков не подходили. Вроде бы, кажется, все натурально, никакой химии. Каждый гвоздик просмотришь, а нырнешь на двушку – и то тетива расплавится, то на дереве обнаружится непонятный лак, который потечет тебе прямо на ладони. Нырять можно было только с одним арбалетом – полностью деревянным, с тетивой из оленьих жил и железными, ручной ковки наконечниками болтов. Его Меркурий сейчас и взял.

Еще взял топорик, не тот, что в него метали, а другой – легкий, на длинной ручке, удобный и на двушке , и в почти мирном небе, как шутил Меркурий. С топориком в руке и с арбалетом, на ремне перекинутым за спину, Меркурий Сергеич долго стоял и думал. Он решился прорваться на двушку . Сделать последнюю попытку. Задача шныра – приносить закладки. Больше закладок, попавших по назначению в нужные руки, – больше сияния вечного света, который для эльбов хуже раскаленного металла. Наш мир становится ближе к двушке и недосягаемым для болота .