Дмитрий Емец - Замороженный мир [litres]

Союзники? Кто его союзники?

Послышался дробный повторяющийся звук. Долбушин повернулся и увидел, как из приоткрытого ящика стола один за другим выползают высохшие маркеры, карандаши и ручки. Соединяются между собой, образуя тонкие ноги. Колпачки служат коленными суставами. Карандаши покороче – голенью. И эти лишенные туловища ноги, вскидываясь высоко, как у солдат из почетного караула, торжественно маршируют к дверям комнаты.

Долбушин неотрывно смотрел, как они удаляются. Потом вскочил и, держа в руке зонт, последовал за ними. У входной двери Долбушин встретил Андрея. Тот стоял и внимательно прислушивался к чему-то, происходящему снаружи, за дверью. В полусогнутой руке Андрей держал взведенный арбалет, очень красивый, женственный, с инкрустированным прикладом. Еще один арбалет – громоздкий и тяжелый – был прислонен рядом к стене.

– Чего там такое? – резко спросил Долбушин.

– Кто-то ходит! – прошептал Андрей. – Тише, Альберт Федорович!

– Почему меня не позвал?

– Не успел. Заряжал «Пашу» и «Наташу»… «Наташа» вот!

Андрей качнул красивым женственным арбалетом у него в руках. Кто такой «Паша» Долбушин спрашивать не стал. Видимо, Паша стоял теперь у стены.

– А что камеры? – Долбушин покосился на монитор. Почти все квадратики на мониторе были мутными, нечеткими, лишь одна камера из подземного гаража выдавала изображение без искажений. Но там и смотреть было не на что.

– Что с ними? Отключили?

– Да нет, работают, только не видно ничего. Будто мусором залепило, – задумчиво отозвался Андрей.

– Мусором? – повторил Долбушин и, оглянувшись на фломастерные ноги, решительно открыл дверь на площадку. Андрей не успел его остановить.

На пороге стояли Ерш и Триш. Целясь в Ерша, Андрей начал вскидывать «Наташу», но кусок взметнувшегося кабеля от удлинителя туго примотал приклад арбалета к дверной ручке, сделав невозможным прицеливание. Одновременно с этим в воздухе у уха Андрея предупреждающе закачалась здоровенная скороварка.

– Интересно, когда угрожаешь скороваркой, надо говорить «Стой! Стрелять буду»? – уточнил Триш у надетой на его руку куклы.

Кукла вцепилась себе руками в волосы.

– Ой, я не могу! Хозяин, ты демагог! – пропищала она.

– Протестую! – возразил Триш. – Демагог – это, извини-подвинься, говорящий с демосом, то есть с народом. А передо мной олигарх и угнетаемый им телохранитель. Наша обязанность – одного раскрепостить, а другого раскулачить!

Угнетаемый телохранитель перестал дергать плененную «Наташу» и оценил взглядом расстояние до «Паши». За спиной у Триша и Ерша угадывался Король Мусора. По дороге он успел собрать дикое количество хлама, облепившего его теперь со всех сторон.

– Это из мусоропровода! – продолжал трещать Триш. – Заметьте, какие попадаются вещицы в богатых домах! Вот смотрите: этот телефон выбросили только потому, что треснул экран! Король Мусора забрал его себе, а звонить не умеет! Повторяет «дзынь-дзынь» и плачет, если ему не отвечают.

Пока Триш болтал, Ерш плечом отодвинул Андрея и, не спрашивая разрешения, прямиком проследовал на кухню. На кухне он включил кран и стал жадно пить.

– Надеюсь, воды вам не жалко, товарищ олигарх? И, между прочим, камеры не мусором залеплены, как вы изволили выразиться, а на них надеты носочки, снятые с охраны дома! Теперь носочки освобождены, а виновные наказаны. Ходить в рваных носках – это как ездить на раненой лошади, я так считаю, – заявил он.

Долбушин сел на стул и закинул ногу за ногу. Рядом Король Мусора сражался с Андреем за мусорное ведро.

– Да отдай ты ему это ведро! Видно, оно треснутое где-то. Вообще-то он добрый, но если к какой вещи прицепится, то все! Рядом с ним даже я образец психического здоровья!.. – посоветовал Триш.

Долбушин слушал Триша, постукивая пальцами по колену:

– Вы в курсе, что за моим домом следят люди Тилля?

– Уже не следят, но вообще-то верно: следили двое. Носочки житомирской фабрики, двадцать седьмой размер. И китайский неустановленный производитель, двадцать девятый… – радостно сообщил Ерш.

– И еще у них был новый, но уже поломанный «Мерседес», – сплетническим тоном добавила кукла Триша. – Во всяком случае, так решило его величество, потому что у него была трещина на бампере.

– Я вижу, вам было весело, – заметил Долбушин.

– А вот и нет! Нам было грустно, – оспорил Триш. – Мы занимались освобождением порабощенных носков и уговаривали Короля не затаскивать в подъезд «Мерседес». Это, согласитесь, нельзя поощрять. Завтра он найдет башенный кран, у которого отвинтился какой-нибудь болтик, и начнет забирать его с собой, а мы, между прочим, живем в панельном доме, и даже не на первом этаже.

Долбушин повесил свой зонт на спинку стула и показал Тришу пустые ладони. Тот кивнул, показывая, что оценил доверие.

– Как насчет того, чтобы немного поработать на меня? Мне нужны союзники! – сказал Долбушин.

Триш посмотрел на свою куклу, а потом они вместе – кукла и Триш – оглянулись на Ерша и Короля Мусора.

– Поработать на вас? Ну не знаем… не знаем… Вообще-то мы дико заняты: с утра до вечера сидим в четырех стенах, ссоримся и скучаем! Но если цена нас устроит, готовы изменить нашим привычкам! – пообещала кукла и протянула Долбушину мягкую ручку.

Сашка и Рина, наблюдавшие за схваткой в небе с третьего этажа игольного завода, видели, как Афанасий врезался в мелкий пруд на пустыре и исчез. Даже брызг не было, только легкая рябь. Точно кто-то кольнул иглой тяжелую штору.

– Ушел в нырок! Получилось! – воскликнул Сашка.

Рина смотрела теперь туда, где в последний раз видела Меркурия Сергеича. Она помнила, как он сблизился с берсерком, а потом обоих скрыли лесные вершины. Вскоре Меркурий появился вновь. Он летел тяжело, покачивался, то и дело заваливался на гриву пега и, поднявшись не особенно высоко, вновь помчался к земле.

– Он ранен, видишь!.. Раненый уходит в нырок! Я в ШНыр! Отведи Гавра и Хюльду! – крикнула она Сашке.

– Куда ты сейчас пойдешь?! Останься!

– Я должна!

Спустившись вниз, Рина схватила за повод ослика и потянула его к ШНыру. Фантом, ощутив спешку, упрямился и тащился медленнее двухлетнего ребенка. Вот только ребенка всегда можно посадить на плечи, чего с осликами не проделаешь.